— Мышонок, я не понял, куда ты положил деньги? — Гога недоуменно наморщив лоб, стоял возле открытого сейфа.
Его «мышонок» — флегматичная рыжая лярва с неожиданным именем Амалия — лениво перекатила дородное тело с боку на бок.
— Тама они. Где всегда. Не по глазам, что ли?
— Да где «тама», дура?! — неожиданно взъярился Гога, — где — 'тама'?! — последнее слово он выкрикнул с привизгиванием, словно собрался плакать.
'Мышонок' установила свое полное веснушчатое тело в вертикальное положение, протопала босыми ногами к сейфу и Пизанской башней нависла над Гогой.
— Вот тут они все были. И те, что вчера дал, я сюда поклала, — ткнула она пальцем в среднюю полочку. — Как ты вчера мне их отдал, так я и положила.
— Ну, и где они? — с надрывом поинтересовался Гога.
— Нету, — констатировал 'Мышонок'-Амалия.
— Вижу, — печально согласился Гога.
Они одновременно повернулись кругом, подошли к кровати и уселись на краешек.
— А! — понимающе улыбнулась Амалия, — ты меня разыгрываешь. Ох, шутник! — и она восхищенно покивала головой.
— Какой там шутник! — снова взорвался Гога и даже подскочил на кровати. — Клоуна нашла! Сказала б мне, сколько тебе надо, я бы сам дал!
— Да ты че, Гога, обезумел? Не брала я твоих денег!
— А кто?! Кто?! Сами ускакали? Куда они деться-то могли? ТЫ одна в доме! Не надо меня за фраера держать!
Все сказанное было столь резонно, что «Мышонок», не найдя убедительного ответа, просто захныкал, размазывая слезы по щекам.
— Не зна-аю я, не брала-а…
И слезы эти неожиданно убедили Гогу. Бабы, они, конечно, дуры, и выкинуть могут все что угодно. Взять и потерять, взять и прокутить, взять и отдать — новому, к примеру, любовнику… (Последняя идея кольнула его иголочкой ревности.) Но потом — так натурально сыграть неведение и невинность… Он слишком хорошо знал ее. Не смогла бы.
— К нам заходил кто-нибудь? — Гога трясущейся рукой успокаивающе погладил ее плечо.
— Никто-о-о, — продолжала скулить Амалия, — не было никого-о… Девка какая-то заходила, тебя спрашивала. — И тут же слезы высохли на ее щеках. — Ага. Девка. Я ей говорю через дверь: 'Нету его'. А она: 'Можно я записку оставлю?' Я открыла, а ее уже нету.
— Маруся, — сразу все понял Гога. — Маруся вернулась. Труба нам всем. — И он уточнил: — Ты открыла, а ее нет — так?
— Ну, — неуверенно начала Амалия, — вообще-то, я когда открыла, она, вроде, стояла еще. А потом — р-раз — и нету. Ну, думаю, глюки… Я датая была. Скучно же одной… Точно! Это она! Теперь-то я вспомнила, что ты рассказывал, а тогда — не поняла!
— Линять надо, Мышонок, — аж перекосился от страха Гога. И повторил: — Иначе — труба нам всем! За Кису своего она нам всем глотки перережет.
— Ты ж говорил, она добрая…
— Добрая… А вон Шахиня как умчалась, только пятки сверкали!
— Ты-то в чем виноват? Ты ж ее Кису не трогал.
— А она знает? Разбираться будет? — Гога сокрушенно почесал загривок. — Вот же напасть. Откуда она нарисовалась? Вот и верь после этого газетам…
— Слушай, — выпучила глаза Амалия, — а может она и сейчас — тут?
Моментально в комнате воцарилась гнетущая тишина. Маша действительно была тут. Никак не удавалось выскользнуть из квартиры. Мстить она никому не собиралась, а уж Гоге — и подавно. Денег из его сейфа ей хватило бы надолго… Одно непонятно: о каких газетах он только что толковал?
И тут она впервые заметила то, на что доселе не обращала внимания. Над диваном, на стене висела пришпиленная канцелярской кнопкой небольшая газетная вырезка — текст и фото. Это было тем удивительнее, что Маша была уверена: за всю свою жизнь Гога вряд ли прочел хоть одну газету.
Не обращая внимания на нахохлившуюся парочку на диване, она приблизилась и разглядела на снимке… себя. В наручниках, с двумя милиционерами за спиной. И взгляд — испуганный и беспомощный…
Маша потрясла головой. Что это? Фотография из будущего? Из невеселого довольно будущего.
Прочла заголовок: 'Девочка-невидимка поймана с поличным'. И дальше: 'Мы уже не раз писали о девушке-невидимке, входящей в одну из преступных группировок Санкт-Петербурга. Редакция…'
— Маруся, ты здесь? — ласково-ласково спросил Гога пустоту.
— Здесь, здесь, помолчи немного, — довольно бесцеремонно ответила ему пустота. Маша продолжала жадно читать. (Она не видела как побелело и вытянулось в этот момент «мышоночье» лицо.)
'Редакция не могла не отреагировать на слухи и свидетельства, однако всегда подчеркивала, что «девочка-невидимка» — это нечто вроде лохнесского чудовища, бермудского треугольника или, к примеру, инопланетян с летающей тарелки. Но мало-помалу подробности о ее реальном существовании и деятельности стали просачиваться и из официальных источников.
И вот, наконец, преступница арестована, прямо в момент очередного криминального акта. Возбуждено уголовное дело. Трудно поверить, что на счету у нее, как минимум, 17 преступных эпизодов (в основном — ограбления крупных коммерческих учреждений).
Более полную информацию по 'делу Маруси' генеральная прокуратура, занимающаяся им, дать отказалась, апеллируя к соответствующей статье Закона о печати. Так что подробнее о природе удивительных способностей этой девушки, о том, как удалось ее «взять» и о ее дальнейшей судьбе мы сможем рассказать Вам лишь после суда, имея санкцию Генерального прокурора.
Обидно: любопытство так и гложет. Но придется потерпеть, раз уж мы взялись строить правовое государство.
Соб. корр.
P.S. Следственные органы обратились в редакцию с просьбой опубликовать номера телефонов в Москве — (095) 266-31-31 — и С.-Петербурге — (812) 748-13-22 — для тех, кто может сообщить по 'делу Маруси' какие-либо дополнительные сведения.'
Маша не верила своим глазам. Это было невозможно, необъяснимо… А главное — была фотография…
— Гога, — позвала она.
— Ась? — подобострастно отозвался тот.
— Да расслабься ты, не буду я тебя убивать… И деньги верну. Даже сейчас половину верну… — Из воздуха возникли толстенькие пачечки баксов и легли на стол. — А вторую половину, считай, я у тебя заняла.
— Конечно, конечно, об чем речь, — суетливо согласился тот.
— Расслабься, я сказала. Деньги я действительно верну. И ни тебя, ни подругу твою не трону. Мне сейчас помощь нужна. Не обижу… Или так: если мне сейчас поможешь, когда-нибудь и я — тебе. А помощь невидимки может быть незаменимой.
— Соглашайся, соглашайся, — выказывая чисто женскую дальновидность (или жадность?), затараторила Амалия. А Гога, видно, действительно, наконец, расслабившись, развел руками:
— Могла бы и не спрашивать, Маруся… Дай-ка, я хоть потрогаю тебя.
Секунду поколебавшись, Маша опустилась на колени возле дивана, взяла в свою ладонь гогину руку, положила ее на свое лицо.
Тот, убеждаясь в ее материальности, ощупал нос, губы, волосы, прошелся по шее, груди (по старой
