Харнака, но и на людей, концентрирующихся вокруг Шульце-Бойзена и Кукхофа. Под ударом окажутся десятки патриотов.
Харнак все понял и устроил Короткову его первую непосредственную встречу с Шульце- Бойзеном.
25 марта в условленный час в одном из укромных уголков Тиргартена навстречу Короткову вышел высокий, стройный офицер в летней форме, сидящей на нем как-то особенно элегантно. По легкой, быстрой походке, хорошо координированным движениям Коротков мгновенно опознал в нем классного спортсмена. Никакой ходульности, подчеркнутой до карикатурности выправки, столь характерной для кадровых, тем более потомственных прусских офицеров от юных лейтенантов до седовласых фельдмаршалов.
Лицо Шульце-Бойзена с неправильными чертами, было, в общем-то, некрасивым, но, тем не менее, от него так и веяло обаянием, а мягкая улыбка была просто неотразимой. Наверняка он чрезвычайно нравился женщинам.
С первых же минут разговора Коротков ощутил к Шульце-Бойзену не только искреннюю симпатию, но и полное доверие. Он сразу понял, однако, что тот человек не только отважен, но и склонен к отчаянному, порой гусарскому безрассудству, вовсе не свойственному немцам вообще, военным — тем более. «Может быть, это у него от спорта?» — подумал Коротков. Известно, яхтсмены — ребята рисковые…
31 марта Коротков докладывал в Москву.
«…в прошлый четверг «Корсиканец» свел нас со «Старшиной»… «Старшина» отлично понимает, что он имеет дело с представителями Советского Союза, а не по партийной линии. Впечатление такое, что он готов полностью информировать нас обо всем ему известном. На наши вопросы отвечал без всяких уверток и намерений что-либо скрыть. Даже больше того, как видно, он готовился к встрече и на клочке бумаги записал вопросы для передачи нам…
Но «Корсиканец» предостерегал о необходимости полностью избегать того, чтобы у «Старшины», этого, как он характеризует, пылкого декабриста, не оставалось чувства того, что его партийная работа, которую он, «Старшина», обоготворяет, превращается в простой шпионаж. В противовес «Корсиканцу», который строит большие планы на будущее и подготавливает своих людей на то время, когда к власти придут коммунисты, «Старшина» нам кажется более боевым человеком, думающем о необходимости действий для достижения того положения, о котором мечтает «Корсиканец».
«Довольно сложно будет обстоять дело со связью. «Старшина» находится на казарменном положении, в город может вырываться в неопределенные, непредвиденные заранее дни, в большинстве случаев еще засветло, иногда, возможно, в форме, как это было в первый раз. Так что придется варьировать, в том числе использовать иногда квартиру «Корсиканца»…»
Последнее, разумеется, было крайне нежелательно и вообще не укладывалось в жесткие каноны конспирации. Однако обстоятельства складывались так, что и «Эрдбергу», и «Старшине», и «Корсиканцу» приходилось идти на риск.
1 апреля Коротков снова встретился со «Старшиной» и убедился в правильности своих первых выводов об этом человеке. Шульце-Бойзен и в самом деле был гораздо более экспансивен и горяч, нежели расчетливый, суховатый, немного педантичный Харнак. Но в то же время, в отличие от своего сугубо штатского единомышленника Шульце-Бойзен был настоящим военным, постоянно вращающимся в военной среде, со складом ума именно военным. А потому при все своем пылком «декабризме» куда реалистичнее, нежели Харнак, понимал, что сломать набиравшую ход машину гитлеровской агрессии способна только вооруженная сила.
19 апреля также через Харнака Коротков провел личную встречу и со «Стариком» — Адамом Кукхофом. Он также произвел на «Степанова» самое благоприятное впечатление. Это был очень спокойный, даже тихий, в разговоре несколько застенчивый человек, внешне скорее похожий на русского «чеховского» интеллигента, нежели на немецкого философа. В нем ощущался и природный ум, и глубокая образованность, и своеобразие мышления. Это первое впечатление более окрепло, когда Коротков прочитал подаренные ему автором книги — роман «Немец из Байенгкура» и пьесу «Тиль Уленшпигель».
Мягкий, стеснительный в повседневной жизни Кукхоф всего год спустя оказался одним из самых твердых орешков для следователей гестапо. Они так и не вышли через него на главного идеолога антигитлеровской оппозиции иного толка — Карла Фридриха Герделера. Бывшего бургомистра Лейпцига арестовали и казнили лишь после и в результате провала заговора 20 июля 1944 года.
Жена и единомышленница Кукхофа Маргарет (оперативный псевдоним «Кан») в конце двадцатых годов также училась в США, где и познакомилась с Милдред и Арвидом Харнаками. В Берлине знакомство переросло в дружбу. К этому времени она уже вышла замуж за Адама. По иронии судьбы, Грета одно время работала в пропагандистском аппарате НДСАП, где занималась переводами на английский язык опусов Геббельса и даже книги «Майн кампф» самого Гитлера.
Теперь через «Степанова»-«Эрдберга» Москва имела прямые контакты со всеми тремя основными конспиративными группами: «Корсиканца», «Старшины» и «Старика». Вообще-то держать связь с тремя достаточно многочисленными группами одному сотруднику, тем более, еще и заместителю резидента, не полагалось. При нормально поставленной оперативной работе такое считается не только опасным, но и физически почти невозможным. Но тут уж ничего нельзя было поделать. Надвигавшаяся война диктовала свои правила игры…
В Центре прекрасно понимали, что такая сверхнагрузка на «Степанова» — дело временное. Там уже готовились к худшему — началу боевых действий, следовательно, утраты личных контактов разведчиков резидентуры с агентурой. Иначе говоря, требовалось загодя предусмотреть прямую радиосвязь со всеми берлинскими группами, и не только с ними.
Сегодня много пишут о том, что задолго до начала войны следовало заложить надежные каналы связи, внедрить глубоко законспирированных и как бы «законсервированных» сотрудников, должных приступить к работе лишь в час «Х», снабдить их достаточно мощными рациями, не бывшими еще в употреблении шифрами и кодами, денежными средствами в твердой валюте и рейхсмарках, словом, всем необходимым. Французы такое вежливо называют «лестничным умом» — то есть, правильное решение приходит в голову, когда уже спускаешься по лестнице, уходя. В России говорят грубее: «Мужик задним умом крепок».
Все это можно было сделать, если бы…
Если бы высшее руководство страны дважды за короткий промежуток времени не отдавало строгого распоряжения активную деятельность разведки в Германии прекратить. И если бы, возможно, это главное, не были истреблены в 1937–1940 годах кадры с поставленными задачами в условиях военного времени.
Как бы то ни было, 12 апреля 1941 года в Берлин поступила шифровка из Москвы:
«Создавшаяся обстановка требует принятия немедленных мер по переводу основной, наиболее ценной агентуры на прямую связь с нами, т. е. создание нескольких нелегальных резидентур, могущих осуществлять связь с нами по радио.
В первую очередь этот вопрос касается группы «Корсиканца». На первой же встрече с «Корсиканцем» т. Степанов должен поговорить с ним не в порядке дискутирования этого вопроса, а в порядке практического его осуществления. «Корсиканец» должен понять необходимость таких мероприятий, что вытекает из его же собственных сообщений о готовящейся германской акции против СССР[80].
Перед «Корсиканцем» нужно поставить вопрос, что уже сейчас он должен стать нашим нелегальным резидентом, стоящим во главе группы отобранных Вами людей, на которых он может вполне положиться и которые могут снабжать его интересующей нас информацией. «Корсиканец» должен указать абсолютно надежного человека, который может быть использован в качестве радиста, а также указать нам связника, через которого он будет осуществлять связь с радистом. Связь и руководство всей группой, в том числе и со «Старшиной», «Корсиканец» будет осуществлять сам. Проработайте с «Корсиканцем» вопрос, кто может заменить его в случае, если бы «Корсиканец» попал под подозрение и не мог осуществлять с нами связь.
На первой же встрече подробно расспросите о каждом человеке, входящем в группу «Корсиканца», чтобы не было такого положения, когда мы знаем людей как иксов и игреков.
Со своей стороны мы обеспечим «Корсиканца» как в смысле материальном, а также радиоаппаратурой, шифром и другой техникой.
