Хроника пикирующей России. 1992-1994

поднимается рука поджигать запал еще одной бомбы? Тут уж, действительно, работа для фрейдистов.

Читаешь и перечитываешь вымученное творение О.Румянцева — и сначала не можешь понять: неужели он в трагической истории страны не мог найти, не опошляя этой истории, действительные, высокие и достойные аргументы для обвинения КПСС? Ведь они есть — их честный человек чувствует каждой клеткой. В чем же дело? Думаю, в том, что такой достойный разговор нынешнему режиму не просто не под силу — он был бы для него смертельным. Что желанного фарса с запрещением КПСС при таком разговоре не вышло бы — это полбеды. Главное, О.Румянцеву был, видимо, дан наказ: так обвинить КПСС, чтобы ее действительные заправилы никак не попали под удар, даже рикошетом. Вот и приходится имитировать косноязычие и собирать всякую чепуху вроде «реальных прав избирать в Советы». Вот и приходится судить партию после ее запрещения, да еще поручать представлять ее человеку, которого даже эта партия вычистила бы в момент, позволь ей легализоваться хоть на 15 минут. Ну и дрянь же, господа, эта ваша демократия и ее интеллектуалы.

Наконец, мелочь, но тривиально постыдная. В ходатайстве О.Румянцева — до десятка орфографических ошибок на страницу. И это на бланке Народного депутата РСФСР, с явной претензией оставить документ для истории. Конечно, виновата машинистка, конечно, некогда — так дай кому-нибудь исправить, ведь неприлично. А уж о стиле умолчим. На каждом шагу перлы вроде: «Партия всегда рассматривала себя как орудие осуществления классового господства, противопоставляя свое понимание себя всему остальному обществу». Видимо все-таки, борьбу с ленинизмом Олег Германович начал с отказа от призыва учиться — а все остальное просто приложилось как следствие.

1992

От защиты прав человека — к философии тоталитаризма (Уроки слушания «дела КПСС»)

Рассмотрение «дела КПСС» в Конституционном суде, несмотря на все старания политического режима и его прессы, постепенно превращается в глубокий спор мировоззрений, в сравнение разных «правд» о мире, человеке и обществе. Режим постарался опошлить этот спор — уже тем, что выставил такие фигуры, как адвокат Макаров. Послушное телевидение прячет от людей важное событие, отдавая скудные минуты комментариям странного правоведа Яковлева. Слушать его банальные рассуждения все равно невозможно — все внимание приковывают выкаченные из орбит глаза. Лишив людей сопричастия к ведущейся в суде дискуссии, важной всем нам в этот момент душевной смуты, режим из мелких политических интересов совершил большой грех. Эта дискуссия — национальное достояние, и оно у нации украдено.

Но было со стороны противников КПСС выступление, которое идеологи посчитали блестящим и показали по телевидению достаточно полно. Это — выступление известного правозащитника Ковалева. Оно было высоко оценено и «стороной КПСС» как искреннее и целостное. О нем я и хочу сказать.

Действительно, речь Ковалева резко отличалась своей цельностью от речей Шахрая и Ко. уже потому, что ему не надо было прибегать к казуистике и решать неразрешимую задачу — так обвинить КПСС, чтобы не забрызгать репутацию Ельцина, Бурбулиса, Горбачева и т.п. Выступление Ковалева сразу выделилось своей правдой. Ведь даже если остальные свидетели против КПСС, бывшие секретари райкома (или обкома), и сообщали достоверные факты, они сообщали их в препарированном виде. Их правда пошлая и — такова диалектика — их неправда тоже пошлая, пользы от спора с ними никакой, как будто съел какую-то гадость. В выступлении же Ковалева — правда страдания и совести — и неправда крупная, из которой можно многое понять. А понять — почти преодолеть.

Трудно спорить с тем, кто страдал. Но Ковалев по сути требует отказа от всей нашей истории (как минимум тысячелетней). Тот, кто такого отказа не приемлет, вынужден спорить. Ограничусь лишь немногими темами. Первая — тема вины и покаяния.

Ковалев требует покаяния, выступая обвинителем не только КПСС, но и всего народа (за большевизм и Сталина). Но покаяние — действие глубоко интимное. Почти во всех культурах, а в православной наверняка, это действие «организуется» в рамках религиозного чувства под покровом (даже неявном) благодати. Перенесение этого действия в социальный или политический контекст — это такая профанация, которая даром не проходит. Она неизбежно кончается кровью. Это видно по тому, какой тип «покаяния» навязал перестройке типичный интеллигент Абуладзе. Он восстал против присущего религиозному сознанию стремления «похоронить зло» (а порой и забить в могилу осиновый кол) и призвал всех не дать ему места в земле, выкопать его из могил и бросить прямо в город, в души всех его жителей — таков последний кадр его фильма. Так и поступали архитекторы перестройки.

Так что же остается этому злу делать, как не воплощаться в живых? Эту борьбу мы и видим в суде. Слободкин удерживает большевизм: «Спите, товарищи, тихо!» Ковалев его отталкивает, требует у большевизма: «выйдем, поговорим». Когда-то Слободкин скажет: «Ну, ладно. Получайте!» — и отпустит. И уже видно, что разговор будет страшным. Но ведь Сталина с того света (как и классовую борьбу) возвращают в нашу жизнь именно Гайдар, орудуя в экономике, и Адамович, орудуя в культуре. А все ритуалы КПСС (до Горбачева) успокаивали и отправляли душу сталинизма в небытие, в историю.

Обвинение «позволили править Сталину» основано на той же логике, по которой обвиняют сегодня еврея, «распявшего Христа». Но это — стереотип мышления русского радикального интеллигента. Точно так же 80 лет назад обвинили одних за то, что были крепостниками, а других за то, что терпели рабство. Гражданская война и стала навязанным тогдашними абуладзе и ковалевыми покаянием, отмыванием греха крепостничества.

Свидетель этой попытки С.А.Аскольдов писал в сборнике «Из глубины»: «Русь была до отмены крепостного права, а отчасти и после него страной рабов и рабовладельцев, и это не мешало ей быть «Святой Русью», поскольку крест, несомый одними, был носим со светлой душой и, в общем и целом, с прощением тех, от кого он зависел… Так праведность десятков миллионов очищала и просветляла в единстве народного сознания грех немногих тысяч поработителей, к тому же грех, часто ясно не сознаваемый в качестве такового ни той, ни другой стороной… Но стоило гуманистическому сознанию заявить свои права и по-своему разъяснить это несомненно ненормальное, но все же религиозно оправданное и столь характерное для свято-звериного состава русской души положение вещей, как тот же самый факт получал также и иное религиозное значение… И подвиг долготерпения стал приобретать дурной смысл «нарушения элементарных человеческих и гражданских прав».

Кредо Ковалева таково: даже хорошие дела от КПСС были мерзки. Все, что делалось с участием КПСС, могло быть только злом. Но это и есть суть манихейства, отход от целостного образа жизни к иссушающему разделению Света и Тьмы. Сам Ковалев признает, что КПСС пронизывала всю жизнь страны. Получается, вся наша жизнь была зло. Всем следует пойти и утопиться. Здесь присущее радикальной интеллигенции морализаторство доведено до предела. «Если улица не ведет к Храму — зачем она?» — вот кредо тоталитаризма. Не только должны быть разрушены все улицы, ведущие куда бы то ни было, помимо Храма (вся Земля должна быть превращена в монастырь), но ведь и все остальные, «плохие» храмы, помимо очень специфического Храма либеральных «демократов», должны быть разрушены.

Именно этот морализаторский тоталитаризм создал культурные предпосылки русской революции и о нем писал в «Вехах» С.Л.Франк: «Русский интеллигент не знает никаких абсолютных ценностей, никаких критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме морального разграничения людей, поступков, состояний на хорошие и дурные, добрые и злые… Но, уединившись в своем монастыре, интеллигент не равнодушен к миру; напротив, из своего монастыря он хочет править миром и насадить в нем свою веру; он — воинствующий монах, монах-революционер. Все отношение интеллигенции к политике, ее фанатизм и нетерпимость, ее непрактичность и неумелость в политической деятельности, ее невыносимая склонность к фракционным раздорам, отсутствие у нее государственного смысла — все это вытекает из монашески- религиозного ее духа, из того, что для нее политическая деятельность имеет целью не столько провести в жизнь какую-либо объективно полезную, в мирском смысле, реформу, сколько — истребить врагов веры и насильственно обратить мир в свою веру… Кучка чуждых миру и презирающих мир монахов объявляет миру войну, чтобы насильственно облагодетельствовать его».

Обидно это читать нашим интеллигентам-правозащитникам, но это правда. Вспомним: век назад чистые