Не успели мы доехать до леса, как навстречу нам стремглав скачет ординарец Скобелева - Харапов, без папахи, и издали еще машет рукой. А подъехал говорить не может от устали.
- Ваше-ство... турки подняли... белый флаг...
- Как, где?.. Не может быть, так скоро... Ну, господа, за мной скорее.
XXVIII
Я до сих пор не могу забыть этого безумного, радостного чувства победы. Несешься вперед, дышишь полною грудью, и все-таки кажется, что воздуха и простора мало... Скобелев рвет шпорами бока своему коню... Конь стрелой мчится вперед, а генералу все кажется медленно. Ветви ему хлещут в лицо... Не чувствуешь даже, как позади остаются ручьи и овраги. В одном месте брызнуло водой - даже и не моргнули... Вперед и вперед... Из рядов несется радостное торжествующее 'ура' владимирцев, бегом следующих за генералом... Не замечаешь трупов, разбросанных по сторонам. Уже потом, анализируя пережитые ощущения, смутно припоминаешь, что чуть не из-под копыт коня подымались какие-то люди с простреленными грудями, с окровавленными головами, протягивали к тебе руки... Приходят на память другие, схватившиеся друг с другом, да в момент смерти так и закостеневшие... А там, в горах, еще не знают... Там еще идет бойня, люди падают, умирают, мучаются, дерутся...
- Вся ли армия сдается? - голос Скобелева стал каким-то хриплым.
- Таборов десять бежало.
- Харанов! Стремглав сейчас же к Дохтурову... Слышите... Пусть кавалерия вдогонку... Чтобы ни один человек не ушел у меня... Поняли?
И еще глубже шпоры вонзаются в белую кожу коня, и еще бешенее мчит он генерала вперед и вперед.
- Имею честь поздравить, ваше-ство! - наскакивает какой-то офицер. - С чем? - Казачий N1 полк под начальством самого Дохтурова обскакал бегущих турок с тылу, бросился в шашки, несколько сот положил на месте и взял в плен...
- Сколько? - нетерпеливо перебивает генерал.
- Шесть тысяч человек.
- Спасибо... Счастливый день...
Впереди - депутация нам навстречу. Доктор и санитары со знаками красной луны. Высоко над головами держат они большие листы бумаги - женевские свидетельства. Около наши солдаты толпятся.
- Пусть убирают своих и чужих раненых... Обещать полную безопасность... Солдаты! Это не пленные, слышите?
- Слышим, ваше-ство!
- Это свободные люди... Доктора! Они будут помогать и нашим, и туркам. Поняли?.. Они - друзья наши... Смотрите же у меня, не обижать!
И опять безумная скачка вперед... Тут уже груды трупов... Массы раненых... Опушка - громадная долина... Мы останавливаем коней...
...Вспоминаешь ли ты, ты, недвижно лежащий теперь под этим парчовым покровом, ты, сомкнувший зоркие очи свои, - эту минуту счастливого торжества, когда так легко дышалось тебе, когда, казалось, весь простор перед тобою был тесен для твоего счастия... Где твоя сила, где эта мысль, быстрая как молния и могучая, как она?.. Хотелось взять его за плечи... Крикнуть прямо в это мертвое лицо... Победа, генерал, победа!.. Но, увы!.. Он уже не шевельнется на знакомый привет, и восторженное 'ура' торжествующих полков уже не способно зажечь этот тусклый, из-под опущенных ресниц, едва-едва светящийся взгляд...
Душно... Душно... Тоска давит, плакать хочется над тобою.;. Кто уложил тебя так рано, тебя, перед которым в бесконечную даль уходили подвиги, торжества... Тебя, венчанного славою, тебя, так рано узнавшего ее тернии...
Хороша была эта долина, рядом у опушки оставленного позади леса, открывшаяся перед нами... Вон налево руины Шипки под грозными массами крутых отсюда и резко очерченных Балкан... Бон внизу на холмах целый фронт редутов... Из-за их брустверов видны солдаты, тускло мерещатся штыки... Но это солдаты наши и штыки наши. В других еще стоят красноголовые турки, но уже молча, сложив свои ружья... Залпы только гремят еще на вершинах шипкинского перевала.
- Где же белый флаг? - нетерпеливо спрашивает Скобелев.
- Правее.
Там за рекой - правильные колонны каких-то войск... Там еще туман. Не разобрать в его желтоватом освещении, свои или чужие...
- Была не была, едем! - И Скобелев решительно дает шпоры коню.
Вода ручья брызжет из-под копыт лошадей прямо в лицо нам... С того берега гремит 'ура' - наши!..
- Где же белый флаг? - кидает им с ветру, с бегу Скобелев.
- Позади, ваше-ство!
Мы проскакали мимо... Опять бешеный карьер... Вот редут, сплошь наваленный мертвыми и ранеными... Вон большой холм, точно сахарная голова. Снизу вверх спираль траншеи... Не видать земли, все усыпано красными фесками... Ярко, пестро. С верхушки во все стороны грозно смотрят крупповские орудия, выше их еще медленно развертываются и полощутся в воздухе два белых флага.
- Мерзавцы! - срывается с губ у Скобелева.
- Кто мерзавцы?.. - удивляюсь я.
- Разве можно было сдать такую позицию...
- Да и защищать нельзя... Обошли кругом...
- Защищать нельзя... Драться можно, умереть должно!..
Как будто из тумана выдвигается фигура какого-то офицера... Он подносит Скобелеву саблю пленного паши...
- Кто командует?..
- Вейсиль-паша.
- А Эйюб?
- Эйюба давно нет.
- Как он сдался?
- Без всяких условий... На милость победителя.
- На милость?..
- Точно так.
- Возвратить сабли пленным, свято сохранить их имущество, чтобы ни одной крохи у них не пропало... Предупредите, за грабеж буду расстреливать!..
Навстречу кавалькада... Только не наши... Совсем не наши... И кепи чужие и мундиры не те, к которым уже привык взгляд.
Впереди Вейсиль. Мясистое лицо с низко нависшими бровями. Суровое, некрасивое.
Скобелев подает ему руку и говорит несколько приветливых слов.
Турки мрачны. Им тяжело, невыносимо тяжело.
- Сегодня гибнет Турция, такова воля Аллаха! Мы сделали всё.
- Вы дрались славно, браво... Переведите им, что такие противники делают честь... Они храбрые солдаты.
Им переводят...
- А все-таки мерзавцы, что сдали такие позиции! - заканчивает оп про себя.
Отовсюду восторженные крики... Отовсюду стихийное 'ура'... Лица солдат возбуждены, лучезарны.
- Спасибо, друзья, спасибо, товарищи... Спасибо, мои орлы! - кричит им Скобелев в свою очередь.
