– А знаешь, что меня угнетает еще сильней?
– Ну…
– То, что я ничего не желаю менять. То есть не могу. Но если б и мог – не стал бы.
– Это старость, Витя.
– Ага… Грелка, утка, табуретка… – усмехнулся он.
– Ты не сходишь за соком? – спросила Люда. – Ладно, я сама…
Борис взял бутылку и, дождавшись, пока она не уйдет, налил по полному стакану.
– А сказать теперь, что угнетает меня? – произнес он, наклоняясь к столу.
– Не надо.
– Я скажу. Ты… когда ты был внизу… ты действительно что-то видел. Тебя отсюда чуть не выдавило. Куда? Если там нас нет…
– Нет, – уверенно заявил Мухин.
– Так куда же?
– Не знаю.
– Врешь.
Виктору на глаза вдруг попалась узкая перетяжка, белым парусом раздувавшаяся посреди улицы.
Третье слово скрывалось за углом – чтобы его прочитать, нужно было встать и сделать шаг в сторону.
Мухин сидел, терзая зубами истлевшую сигарету. Вставать не хотелось. И читать третье слово – тоже. И тем более – что-то выбирать.
– Я хочу остаться, Боря. Остаться где-нибудь навсегда. Я хочу определенности.
– Полная определенность бывает только на кладбище.
Виктор залпом выпил и взял с блюдца последнюю дольку.
– Ты слишком высокого мнения об этом мире.
