ковер через ять пишешь.
— Не ври! Не ври! Не ври! Сама вместо «дома» 'Домна' написала, — все еще хохотали до колик: и Вадя, и Натали!
— Глупые они все, оттого и хохотали! Ошибок от невнимания не понимают.
— А ты внимательнее будь!
— А ты умней!
— Моего ума, не бойся, и на тебя хватит! Очень умна, если романы из комнаты Натали таскаешь и читаешь потихоньку.
— Врешь, врешь, врешь!
— Сама врешь! Сама врунья!
Две тоненькие белые, в длинных ночных сорочках, фигуры одновременно вскочили на ноги на своих кроватях и в воинственных позах стояли друг против друга, угрожающе потрясая завитыми на бумажки головами, точно два бодающиеся козлика, готовые сцепиться рогами.
Даша, изумленная, смущенная от всего происходившего перед ее глазами, бросилась между кроватями, встала между девочками, заслоняя одну от другой своим собственным худеньким телом. Последние только сейчас заметили ее и, неистово взвизгнув, бросились под одеяла, проворно закрылись ими с головами, оставив на свободе одни только раскрасневшиеся, взволнованные мордашки.
— Ай-ай! Чужая!
— Уйдите, пожалуйста! Мы не одеты!
— Как вы попали сюда, в нашу комнату?
— Вы новая гувернантка? Да?
— M-lle Гурьева? — пищали они на разные голоса, стараясь как можно лучше укрыть от глаз неожиданной посетительницы свои завитые головы.
Все еще смущенная, Даша постаралась, однако, подавить в себе нежелательное настроение и, призвав к себе все свое самообладание на помощь, произнесла твердым голосом:
— Я рада случаю, приведшему меня сюда, чтобы познакомиться с моими ученицами и воспитанницами. Дарья Васильевна Гурьева. Прошу любить и жаловать! — и она протянула руку по направлению одной из кроваток.
Маленькая, но сильная ручонка освободилась из-под одеяла и слабо пожала ее пальцы.
— Я — Полина, — произнес тонкий голосок, — старшая, а вот она младшая, Валя.
Тут вторая рука протянулась с противоположной стороны к Даше.
Обе девочки, забывшись, подняли головы, стараясь разглядеть новую гувернантку.
— А вы — душонок! — произнесла бесцеремонно Валя. — Не то что Розка Павловна. Та была ведьма порядочная. А вы — дуся, молоденькая. Сколько вам лет, однако? Вы моложе Натали. А Натали двадцать три года.
— Она у нас старая дева! — со смехом закончила Полина. — А вам сколько? Восемнадцать, да?
Незаметно улыбнувшись, Даша присела на край постели старшей девочки и довольно мягко проговорила:
— Сколько бы мне ни было, я всегда останусь старше вас. А спрашивать о годах у старших не совсем удобно.
В ответ на это Полина состроила недовольную гримаску.
— Ах, mademoiselle, вы тоже любите читать нотации, как и Розалия Павловна.
— Иначе я бы не была гувернанткой! — добродушно улыбнулась Даша.
Этот ответ, очевидно, понравился сестрам, потому что обе они подскочили на своих пружинных матрасиках и затрещали, перебивая одна другую:
— Нет, нет, вы душонок, прелесть, не то что Розка! Недаром мы ее «выкурили», злючку, крысу противную. Постоянно на нас maman ябедничала. Ужасная дрянь! Мы ей раз за это ее накладку рыжую в черный цвет выкрасили, так что надеть было нельзя. Подумайте, сама рыжая, а накладка, как уголь. Ха-ха- ха! А вы, mademoiselle, не носите накладки? А? Вон у вас сколько волос на голове, ай-ай, что-то подозрительно, душончик!
И прежде чем Даша успела опомниться, Валя, младшая из сестриц, светловолосая, с выпуклыми серыми глазами девочка, протянула руки к ее голове, в один миг вытащила все шпильки из действительно густой и тяжелой прически Даши. Густая и мягкая волна удивительно красивых и пышных волос мягко скользнула вниз и окутала черной сетью всю невысокую фигуру молоденькой гувернантки.
— Ай-ай, какая прелесть! Вот где роскошь-то! Не то что у Розки или у Наташки! Тут настоящие волосы, а не шиньоны, не накладки фальшивые! Прелесть, восторг, сокровище!
И, прыгая вокруг Даши в одних рубашонках, с босыми ногами, девочки хватали ее за нежные шелковистые пряди и тянули каждая к себе.
И высокая худенькая Полина с бледным лицом, с темными глазами и бровями, и курносенькая Валя совершенно забыли о том, что видят Дашу в первый раз и что она является для них начальствующим лицом в некотором роде.
Напрасно молодая девушка старалась восстановить порядок и урезонивала юных проказниц.
Ее слова не приводили ни к чему.
Вдруг Валя, устраивавшая на голове своей новой гувернантки весьма сложное сооружение наподобие японской прически, заглянула в лицо Даши и вскрикнула:
— Душонок, отчего у вас такое печальное личико? Я вам сделала больно!
— Конечно, сделала больно! — вмешалась недовольным тоном Полина, — ты известный у нас медведь косолапый! Увалень!
— Ну, не ври, пожалуйста! Воплощенная грация какая, подумаешь! Тоже воображает, что грациозна и мила, как мотылек — огрызнулась Валя.
— Разумеется, грациозна, не тебе чета!
— Скажите, пожалуйста!
И пока дети пререкались между собою, Даша успела привести в порядок свою голову. Свернув в тяжелый жгут на затылке свои пушистые густые волосы, она обратилась к девочкам:
— А ведь одна из вас угадала верно, — проговорила она, взяв за руки обеих своих будущих воспитанниц, — вы мне действительно сделали больно!
— А! — протянула сокрушенно Валя, в то время как темные глаза Полины метнули смущенный взгляд исподлобья.
— Но не оттого больно, что дергали меня за волосы, — поторопилась она истолковать свои слова, — а потому, что так непочтительно относитесь к своей прежней гувернантке, браните ее всячески и ссоритесь друг с другом из-за всякого пустяка!
— Розка стоит этого, поверьте! — буркнула себе под нос Полина.
— Ведьма она! — вторила ей и Валя.
— Опять!
И, укоризненно покачивая головою, Даша поднялась к двери.
— Вот что, дети, — произнесла она, останавливаясь на пороге, — одевайтесь скорее и выходите в столовую, мне хочется, наконец, видеть моих учениц и воспитанниц в их настоящем виде, а не с такими невозможными головами! — и она с улыбкой указала глазами на покрытые бумажными папильотками головы девочек.
— Головы как головы! Ничего нет удивительного в завивке. Натали всегда так завивается на ночь! — вызывающе проговорила Полина.
— Натали это, если не ошибаюсь, ваша старшая сестра?
— Да! — небрежно бросила Валя.
— И вы, стало быть, считаете нужным поступать по примеру совсем взрослой барышни?! Но сколько же вам лет, однако?
— Мне двенадцать, а Полине четырнадцать.
— Ну, значит, вы совсем еще дети! А детям смешно и нелепо так много думать о своей наружности! И я серьезнейшим образом попрошу вас не завивать больше волос.
И, сказав это, Даша исчезла за дверью спальни девочек, предоставив право белому Жужу снова
