Странно, что его, в отличие от демонов, я совершенно не боюсь, мне не надо беспокоиться о точности нанесения линий пентаграмм — он верен мне, словно собака, которая нашла своего хозяина. Даже странно, учитывая, что он мог бы уничтожить меня одним движением, сжечь огнём одной из своих голов. И его размеры… если представить себе динозавра и умножить на слона — получится примерный образ моего слуги. Но, к сожалению, получить других подобных животных в подчинение мне больше не светит — эта тварь просветила меня по этому поводу, а то наделал бы я дел, попытавшись приручить других кошмарных созданий. Особенно опасным было вызывать кого-то из тех, у кого уже были свои хозяева — мучительная смерть была гарантирована, как и моментальное нападение.
Но мне хватит и его одного, я надеюсь, моего единственного слуги и моих демонов, и тех магических сил, которыми я научился пользоваться, плюс волшебные свойства глаза, — чтобы отомстить Йоширо, победить его раз и навсегда.
Наверное, дело не столько в мести, сколько в том, что я его действительно побаиваюсь. Ведь я знаю, на что он способен. Если он оказался способен убить не только моих родителей — в том числе нашего общего отца — но и собственную мать, то что ему стоит прикончить меня?
Его безумная любовь требовала уничтожения объекта, и чем сильнее он кого-то любил, тем сильнее желал убить собственными руками.
Я теперь знаю, насколько сильно он меня любит, но… мне не нужны подобные чувства.
Осознание природы его чувства стало таким же болезненным испытанием, как и попытки обнаружить дно в собственных глазах, глядя на себя в зеркало. То тёмное, что было во мне, имелось и в Йоширо, только во мне оно не было настолько сильно выражено… пока.
Я ведь, углубляясь в бездны самопознания, определил, что, влюбись я в кого-то по-настоящему, тоже захочу уничтожить. Вместе со страстью будет расти и ярость, сплетаясь с ней в одно целое, как красная и чёрная лента в траурном венке. Наверное, я не мог иначе, не умел чувствовать по-другому, но я мог держать себя в узде, по крайней мере, общаясь с теми, кто был мне по-настоящему дорог: вряд ли бы я когда-либо убил отца, мать, дедушку, даже Йоширо, если б он не совершил то жестокое убийство, Агояши Тензо и Сае.
На последнем издыхании я боролся за самую светлую часть моей души, чтобы не свергнуть во мрак и свои чувства к ним. Они единственные, кто пробуждает во мне что-то человеческое.
Скоро я сдам экзамены, я уверен, что очень успешно, и смогу резать людей скальпелем. Возможно, таким образом я смогу накормить жадный тантос в моей душе. Если же нет, если мои тёмные страсти вырвутся на свободу — они утянут меня за собой чёрным вихрем прямо в ад. Ещё при жизни.
И моё падение будет бесконечным.
Вот мы и получили дипломы. Агояши зовёт нашу троицу: она, я и Сае праздновать в свой шикарный дом. Сае до странности молчалива и задумчива, даже кажется, что её мысли витают где-то в совершенно другом месте — и они печальны. Наверное, она не хочет с нами расставаться, всё-таки, последний день, скажем так, перед взрослой жизнью. Мы серьёзны и сосредоточены, пялимся на дно своих бокалов, словно в шарик оракула или в карты гадалки и пытаемся предугадать будущее, и немножко боимся его. Всё-таки, каждый из нас — желторотый птенец, а Сае тяжелее всех по определению, так как она происходит из семьи, где придерживаются старинных традиций полного повиновения со стороны дочери, а все попытки освободиться — безжалостно пресекаются.
Иногда я думаю над тем, чтобы предложить ей жить со мной или с Агояши — я знаю, она бы по малейшему знаку сделала для меня всё что угодно, но… к себе я взять её не могу, так как у меня слишком мало свободного времени, и большую часть своей деятельности я предпочитают от неё скрывать — Тензо знает куда больше. Она не такая хрупкая, как Сае, и я иногда открывался ей.
Не знаю, верит ли она всему, что я ей рассказываю, но доказательств не требует, хотя однажды я попытался уговорить её сходить «смотреть демона», на что Агояши резко отказалась. Боится? Не думаю. Быть может не хочет бояться меня? Или ощущать ко мне… что-то негативное, что заставит мой светлый образ потускнеть в её глазах?
Всё же в детстве я был довольно беззащитным ребёнком, и, боюсь, Агояши и теперь считает меня отчасти невинным ангелом, жертвой жестокого брата — нет, Тензо, милая, я давно уже не чья-то жертва.
Теперь я куда ближе к насильнику, чем к жертве. Неужели это всегда так бывает? Жертва может либо окончательно сломаться, либо стать таким же, если не большим, насильником, чем тот, кто пользовался ею?
Неужели нет третьего пути?
Увы, я пришёл к выводу, что ты либо жертва, либо хозяин жизни, хищник.
Но, кажется, попивая янтарное пиво, я принял иное решение — стать серым кардиналом, как кардинал Ришелье в своё время во Франции. Я не хочу быть пешкой на шахматной доске, но и король весьма слабая фигура… и ему не выстоять без королевы.
Кошусь на Сае — мог бы я её полюбить? Не как друга, а больше? Отдать ей не один кусочек сердца, а его целиком? А оно ей надо?
Если мне самому не очень-то… пригодилось.
Агояши улыбается мне, наливая ещё. Я люблю чешское пиво, как по мне, оно лучшее в мире. Это если учесть, что я вообще не люблю спиртное — от него теряешь голову, а она нравится мне холодной, словно только что из морозилки.
«Чем собираешься заняться?» — интересуюсь я у Тензо. «Хотя, я, кажется, знаю… ничегонеделыванием, пока не унаследуешь свой шикарный ресторан».
Она улыбается и кивает.
«Зачем тогда тратила столько времени на медицину? Я не в укор, просто интересно».
Опускает глаза, пряча их под веерами ресниц, словно какая-то застенчивая гейша, пересмотревшаяся старинных фильмов. Не отвечает, то ли сама не знает, то ли не хочет говорить.
«Я хотела, чтобы мы всегда были вместе», — вдруг вырывается у неё.
Ага, всё-таки решила ответить.
«А мы и будем», — говорю я уверенно. «Не так часто, как раньше, но время друг для друга найдём».
Нет, в самом деле, чего у всех такие лица, словно мы прямо тут собрались групповое самоубийство устраивать, как в какой-нибудь полусумасшедшей секте?
«Маюри, а ты чем решил заняться?» — интересуется Сае, пытаясь улыбнуться.
«Что ты такая грустная весь день?» — интересуется Агояши. Берёт её руку, затем мою и соединяет наши ладони, прижимая и свою руку к нам. Почему-то отводя взгляд. «Да не уйдёт от тебя твой Маюри! Правда ведь, милый?»
«Конечно, я вас не брошу», — легонько пожимаю ладони девушек и стараюсь как можно быстрее убрать руку, помня, как ненавидит Сае мужские прикосновения. Это у неё с детства, надеюсь, не по той причине, по которой я иногда вздрагиваю, когда вижу красивых молодых парней с длинными волосами и яркими глазами, похожих на Йоширо. По крайней мере, у неё нет брата…
«Ты не больна?» — вглядываюсь в побелевшее лицо Сае. Ну, Агояши Тензо, ты ещё у меня получишь за сегодняшнее! Забыла, что ли, про её фобию?!
«Нет, у меня всё хорошо», — она улыбается нам куда более естественно. «А ты, Маюри, противный наш, так и не ответил на вопрос».
«Сам ещё не знаю», — пожимаю плечами. «Одна клиника меня уже пригласила на стажировку, кажется, на них надавил мой дед, у него везде много знакомых даже до сих пор. Конечно, это самый простой путь, но… зачем всё усложнять».
«Я тоже не собираюсь ничего усложнять», — вздыхает Агояши. «Пойду по стопам отца и стану владелицей ресторана».
«Борделя!» — со вкусом добавляю я.
Сае неудержимо краснеет, Агояши ухмыляется — и спокойная атмосфера восстановлена, только это ложное спокойствие — под холодным льдом всё бурлит, как кипящая вода. По крайней мере, у меня гораздо больше выбора, чем я могу им показать… пока. Ведь ещё ничего не решено.
