Я действительно пытался её уговорить не делать этого, оставить меня, но она даже не засомневалась. Ни на секунду.
Если б я заметил в её глазах хотя бы тень сомнения, то нашёл бы способ уйти самому. И уйти быстро, чтобы она просто не успела мне помешать.
«Пойми, — она серьёзно глянула на меня, — Я давно уже в немилости Герцога, и он не оставит меня в покое. То, что он сделал с твоей родственницей, он сделает и со мной. Когда придёт моё время, он безжалостно расправится со мной. Хотя бы за то, что я тебе отдалась. Подарила тебе мою невинность, которую он хотел заполучить в свою коллекцию „спортивных трофеев“. Лучше я сама выберу день и час своей смерти… и её сценарий. А если, плохой, ты уйдёшь без меня, то моя жизнь покажется мне куда хуже любого ада».
По скупым словам Элли я осознал, что обычное самоубийство для неё не подходило, а значит, не подходило оно и для нас. Чтобы убить такое существо, как она требовалось нечто посерьёзнее яда, ножа или наркотика в вену.
Я снял надетый в квартире плащ и подстелил его на пол. Следом за ним, словно сложенные чёрные крылья, упал плащ Элли.
Я смотрел, как она выделывает необходимые пассы руками, вполне привычно и даже словно не концентрируясь на движениях.
Я видел, как поднимается чёрная волна, словно вспенился ночной океан, и девятый вал готовился нас утопить, раздавить своей мощью.
Элли решила устроить нам погребение в духе индийских мужей и их верных жён прошлого.
Огонь — всеочищающее пламя. Я согласен.
Чёрное пламя клубилось в воздухе, добираясь до высоких потолков, отчего они из грязно-серых становились чёрными, постепенно подбираясь к нам, словно вдруг ожившие тени. Морок из кошмарных снов. Теперь в чёрном пламени появился оттенок алого, словно он заранее напитался нашей кровью.
Элли сидела лицом к стене огня, наверное, чтобы его как-то контролировать, а я лежал у неё на коленях.
Железные обручи постепенно сжимали мою грудь, дышать становилось всё тяжелее, спасительное забытьё погружало меня в чёрно-алый морок.
Последним, что я помню, её склонённую голову и последний, почти невесомый поцелуй, словно касание крыла бабочки.
На миг мне стало больно, что я её не дождался, ушёл первым, оставив Элли одну.
А потом всё растворилось во тьме.
Ощущение бытия вновь появляется, словно нажали некую кнопку… Только вот вижу я себя теперь над своим телом, где-то под потолком. Странно, но чёрное пламя, кажется, тоже меня ощущает, и пытается достать меня, но, конечно же, пламя не может причинить моей сущности никакого вреда.
Я бесплотный дух. Дожился.
Сердце словно сжимается от невыносимой душевной боли, хотя я понимаю, что сердца у меня теперь уже нет.
Нет ничего. А Элли внизу продолжает обнимать моё тело, прижимая к себе, не отпуская, и манит свободной рукой свой чёрный огонь.
Мне больно смотреть, как она умирает из-за меня. Кажется, в посмертном существовании я растерял весь свой эгоизм, мне хочется, чтобы она жила… И одновременно нестерпимо хочется, чтобы любимая была со мной.
Эти желания разрывают душу.
И я не могу представить, что она будет жить дальше, а кто-то осмелится даже взглянуть на неё с желанием, с похотью, пытаться завладеть её телом, наплевав на душу, сделать из неё послушную марионетку, игрушку, а потом выбросить за ненадобностью.
Неожиданно я вижу, как в лабораторию телепортируется ещё кто-то. Высокий, черноволосый мужчина в сером костюме.
Мне хочется кричать.
Правда, кричать-то мне, собственно, нечем.
Я спускаюсь ниже, чтобы услышать, что он станет ей говорить. И как моя любимая отреагирует на эти слова. Частью своей души я хочу, чтобы он её всё-таки спас.
— Элли, ты выполнила задание, Герцог тебя простил! — кричит Тигрис. Да, кажется, это тот назойливый сотрудник, который тоже регулярно пытается завладеть ею.
— Только сначала выбрось ЭТО! — звучит очередная реплика высокого мужчины в очках, за которыми мерцают яркие синие глаза. Длинный палец тычется, указывая на моё тело.
Элли только отрицательно мотает головой и прижимает меня к себе ещё сильнее, словно ребёнок, не желающий отдавать самое ценное, самое любимое.
— Он же уже давно мёртв, ты что, не видишь?! — срывается на крик Тигрис, сжимая руки в кулаки.
— Элли, пожалуйста, не делай глупостей, по щекам мужчины неожиданно потекли слёзы. — Я понимаю, что ты чувствуешь. И не смотри на меня так, словно я идиот! — неожиданно взрывается он. Я замечаю, что мужчина тоже на пределе. — Моя любимая тоже погибла сегодня, но я держусь. И ты держись. Неужели ты хочешь умереть из-за этой дохлой сволочи?! Он убийца!
— Маюри убил бога смерти! — взрывается Тигрис. — А после этой битвы погибли тридцать женщин, которых он оплёл сетью своих проклятий! Герцог сказал…
Элли вскакивает, словно ей отвесили хлёсткую пощёчину.
— Мне ПЛЕВАТЬ на Герцога, на умерших женщин, на погибшего бога смерти, мне плевать на себя и на вас! Мне не плевать только на него, — Элли с бесконечной грустью опускает взгляд и гладит моё неподвижное тело по голове. — И не вам меня судить! Мы, как и боги смерти, изначально ничем не отличаемся от демонов из ада. А ты, Тигрис, ты ведь всегда считал меня пустым местом, хорошенькой куколкой, годящейся только на роль подстилки, верно? Я понимаю, что у тебя проблемы с личной жизнью, но, пожалуйста, найди себе другую игрушку. Я никогда не была и не стану ничьей игрушкой!
— Так, мне всё это надоело! — взрывается мужчина. — Давно пора было научить тебя уму-разуму. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
Он поднимает руку, явно желая схватить её каким-то образом и утащить за собой.
Но Элли успевает быстрее, подзывая к себе красно-чёрную стену огня и натравливая на него. Но лишь для того чтобы отогнать, а не убить.
Ему ничего не остаётся, как телепортировать, когда на него несется шквал чёрного пламени.
А Элли мгновенно сгорает, прижавшись к моему телу.
Я надеюсь, что ей не было слишком больно.
Бедная моя, любимая.
Если б я мог, я бы взял на себя твою боль.
… «Где я?»
Пустота, ограниченная двумя стенами: чёрной, поглощающей свет, словно чёрная дыра, и бело- золотистой, сияющей, настолько, что приходится отводить взгляд, хотя глаза у меня существуют только гипотетически.
«Где ты, Элли?! Где ты?! Я не хочу без тебя, не хочу!!!»
Неожиданно я вижу слабый силуэт моей любимой. Её глаза закрыты. Я тянусь к ней всем, чем могу тянуться. Мгновенье — и её полупрозрачный сиреневый силуэт распадется на сиреневые искры, словно осколки звёзд.
Я снова тянусь и обхватываю каждую из них — теперь я вижу, что я — словно сгусток белой, но не сияющей, как стена, сущности. Просто белизна свежего молока.
И её искры застывают во мне, словно мушки в янтаре.
Я сберегу тебя, не отпущу, ты моя! Ты всегда будешь моей! Я не дам тебе уйти.
