единой руки увязали.
– Ну и черт с ними, - сказал Трифон мрачно.
Гранечка, оглядев упакованный предполагаемый товар, слегка подобрела и сказала Трифону:
– Может, и ты с нами в долю?
– Нет, спасибо, - вежливо покачал головой Трифон. - Не тянет.
– Зря. Думаешь, Триша, вот какая Гранечка сволочь, да? Какая жадная до денег дура? Что ж, жадная. Но не дура. Я ведь давно чуяла, что в твоей жизни что-то нечисто - слишком спокойно ты, шоколадный парнишка, живешь. Слишком уверенно. Даже зависть взяла: я столько лет на гонконгскую мафию пашу как проклятая, и нету у меня уверенности в завтрашнем дне. А у тебя есть!
– Ты работаешь на гонконгскую мафию? - недоверчиво спросил Трифон.
– Да, дорогой, и давно. Потому и имидж у меня такой - забитая дурочка. Это я сейчас осторожность потеряла. Ну да ради такой прибыли и рискнуть не страшно.
Трифон заметил, что Олег в разговор не вмешивается и слушает его безучастно. Наверное, Олега, записного местного бандита, потрясла новость о том, что какая-то Гранечка оказалась крутой ставленницей мафии из далекого Гонконга!
– А откуда ты узнала, что у меня есть волшебная палочка, то есть рука?
– Наводку дали. Из клана старика Пеньчжуя пришло сообщение: русский парень Трифон Оглоедов получил право владения артефактом под кодовым названием «рука». А у русского парня этих рук оказалось просто немерено! Вот это удача! Бинго! Надеюсь, Триша, ты не в претензии за то, что мы тебя немного раскулачили?
– Ни в коей мере, - по-прежнему вежливо отозвался Трифон.
– Вот и хорошо. И все это останется между нами, я полагаю?
– Мы же разумные люди, - светски улыбнулся Трифон. - В милиции мне не поверят, если я заявлю, что кто-то украл у меня кучу шевелящихся конечностей.
– Молодец, Трифон, - похвалила Гранечка. - Я бы за тебя даже замуж вышла…
– Я недостоин. - Трифон был само смирение.
– Это точно, - кивнула Гранечка. - Так, ладно, мальчики, на выход с вещами. А вам - счастливо оставаться. И помни, Трифон, молчание…
– …золото. Удачи, Гранечка.
– Пушки пропали, жалко, - пробубнил Гена.
– Заткнись, - сказала ему Граня. - Не будь жадным. Продадим конечности - куплю тебе атомную бомбу. Вместе с бомбовозом.
И перцы, отягощенные узлами с пиратски захваченными конечностями, ушли, предводительствуемые Гранечкой.
– Олег, как ты мог? - возмущенно воскликнул Трифон, едва за компанией захлопнулась дверь. - Торговался с этой стервой из-за каких-то процентов! Где широта твоей натуры?!
– Моя натура, Трифон, не твоя проблема, - неожиданно весело подмигнул Олег. - Хорошо, что у меня с собой мобила есть. Я должен немедленно сделать пару звонков нужным ребятам и по нужному адресу…
И Олег ушел на кухню:
Трифон поглядел на стекольщика.
– Пойду я, наверно, - с некоторым сомнением сказал тот. - А то засиделся у тебя, а обед скоро…
Трифон понял намек. Загадочный стекольщик явно напрашивался на угощение. В иной ситуации Трифон бы вежливо выставил его за дверь, но сейчас было ему безразлично - дядя Коля ли тусуется в его квартире или весь хор Пятницкого. Возлюбленная пропала, артефакт украден, точнее, нагло отобран, денег нет, жизнь разладилась, уверенности никакой в завтрашнем дне…
– Пойдемте, - сказал он стекольщику. - Я пельмени сварю. Должны вроде оставаться в холодильнике…
Как ни странно, пельменями не побрезговал и Олег. Он вообще выглядел таинственно после того, как сделал свою «пару звонков». Трифон старался не встречаться с ним взглядом, поддерживал какую-то простецкую беседу с Колей-стекольщиком - то про брюкву, то про калийные удобрения. Но все как-то не клеилось, и это страшно Трифона раздражало - как камешек в ботинке.
Одна радость: Олег уговорил свою тарелку и распрощался, деловито бросив Трифону: «Увидимся». И исчез, предварительно забрав у Трифона куртку, потому что не с руки ему, конечно, было идти по городу (хотя бы и до стоянки, куда откатили его машину) в одной пижаме.
Трифон как-то потерянно сидел на стуле. Выключили его, будто иллюминацию на новогодней елке… Кстати, о елке. Трифон даже удивился - сколько его квартира нападений пережила и подозрительных визитов, не говоря уж про взрыв, а елка все так и стоит целехонька. Прямо заколдованная.
– Да, парень, - доевши пельмени, сказал стекольщик. - Чем-то ты здорово угнетенный, как я погляжу. Может, я за бутылкой сбегаю?
– Я не пью, - отмахнулся Трифон. - Нет, выпиваю иногда, но сейчас не хочется. И без того тошно.
– А чем тошно-то? - внимательно и проникновенно поинтересовался стекольщик. - Э, паря, ты не морщись. Мы с тобой не в Америке, чай.
– А что в Америке? - удивился Трифон.
– В Америке человек печальный никогда другому человеку на судьбу не пожалуется. Ежели только тот человек не психиатр…
– Не на что мне жаловаться, - пожал плечами Трифон.
– Ой ли? - прищурился стекольщик.
Трифон хмыкнул:
– До недавнего времени я думал, что у меня вполне приличная жизнь. Пока в ней не появилась… Рука.
– Это какая же?
– Да вот вроде тех, что эти придурки сейчас утащили.
– И чем же эта рука так тебя доняла, что сидишь ты сейчас смурнее ноябрьского вечера?
– Красивое сравнение, - отметил Трифон. - Нет, она особо не донимала, просто… Проникла в жизнь и все нарушила. Вроде нежданного гостя. И пришлось с ней считаться, но даже не это самое паршивое… За ней все, кому не лень, охотиться принялись, как будто эта рука невесть какое сокровище.
– Так, может, она и есть сокровище?
– Но не для меня! - горячо воскликнул Трифон. - Я ведь и без нее прекрасно жил и вполне был счастлив…
– Ну-ну, - принахмурился почему-то Коля. - Вона ты какой молодец. Самостоятельный. Сильный. Красивый. И счастливый.
– Разве это плохо?
– Спору нет, хорошо. Только скучно.
– Ну и пусть. Мне нравится скучать. Кому я мешаю своей скукой?
– А кого радуешь?
– А должен?
– Нет, конечно, - вздохнул Коля. - Только вот что я тебе скажу, паря. Бывает цельное стекло, звенит как родниковая вода и ясное как солнце. А бывает стекло с трещиной. И звук у него не тот, и блеск.
– Это намек? Слушайте, что вы ко мне пристали? Я вам исповедоваться должен в том, что я такой ужасный и скучный эгоист?
– Дурилка ты, - усмехнулся Коля.- Человек-то ты хороший. Только трусливый.
– Это как?! - возмутился Трифон.
– А просто. Жизнь менять боишься, любить боишься, приключений тоже боишься. А когда ты боишься - тебя не уважают.
– Мне этого и не надо.
– Надо, Трифон. Сам себя-то не обманывай. Я ведь тебя, Трифон, признаться, как облупленного знаю.
– Откуда? - изумился Трифон.
А еще он почувствовал, как мурашки у него побежали по коже. Потому что стекольщик вдруг на
