Мэйсон гордо повернул голову:
— Веками китайцы пользовались древним проклятием: «Что б ты жил во времена перемен!» Теперь это уже не проклятие. Это благословение. Мы высокотехнологичны и высокоцивилизованны. Мы получили так много прав, вольностей и свобод, что можно только молиться об оковах, с которыми можно побороться и потом с наслаждением разбить. Я считаю, что с оковами жизнь была бы интереснее, если бы у нас еще остались хоть какие-то оковы.
— Сомневаюсь, — заявил чиновник. — Люди очень счастливы в нашем веке, пока ими вдруг не овладевает фрустрация, непонятное ощущение бесцельности существования. Но у подавляющего большинства это наступает очень и очень нескоро. — Он указал ручкой на свои бумаги. — В вашем случае это заняло почти три века — чтобы достичь подобной стадии в развитии.
— Да, — согласился Мэйсон, — потому что у меня был порядочный промежуток времени, когда мне было что делать. Теперь делать нечего. В конце концов, придется делать еще одно омоложение. И какая от этого польза? Человек долго может слоняться без дела, слишком долго. — Он наклонился к собеседнику, упершись руками в колени, лицо его посуровело. — Знаете, что я думаю? Я думаю, что наука зашла слишком далеко.
— Дело не только в этом.
— Это так, — настаивал Мэйсон. — Говорю вам, наука поймала нас в капкан. Она доставила нас до Марса и Венеры. Дальше она повести нас не может. Внешние, более отдаленные планеты лежат за пределами достижений любого мыслящего существа. Никакая ракетно-горючая смесь и никакая реактивная система запуска в перспективе не могут преодолеть подобную пропасть. И от этого никуда не денешься. Наука вывела нас на крайний рубеж — и вот я располагаю кнопкой — полностью автоматизированной белой виллой на этом рубеже. Дальше науке просто некуда идти, поэтому она обернулась на жизнь внутри общества, из чего получилась цивилизация. В результате мы абсолютно свободны и получили счастье такой ценой, что можно только оплакивать такое счастье.
Чиновник удивленно поднял брови, язвительно заметив:
— Довольно странно, что человек, столь непримиримый к науке, прибегает к ее помощи, чтобы уйти из жизни?
— Я выбрал способ ухода в соответствии с законом, — возразил Мэйсон. — К тому же я готов признать, что наука имеет свои полезные стороны. Но я не считаю, что она должна быть выше критики.
— Может, там вас еще что-то ждет, — загадочно предположил собеседник. — Я часто думаю, что на этом не все кончается.
— Конец приходит, когда нет цели и желания. Все, что не может расти, погибает.
— Это мнение, на которое вы, как гражданин, имеете полное право. — Поведение чиновника обнажило его собственную позицию. Перебирая свои бланки, он выбрал один. — Выяснив, что ваше решение окончательное и бесповоротное, мне не остается ничего другого, как выписать вам пропуск.
— О боги, туда еще нужен пропуск! — Мэйсон склонился над столом и выхватил подписанный пропуск прямо из руки чиновника, помахав им, как белым флагом. — Что теперь с этим делать?
Кивнув на следующую дверь, чиновник сказал:
— Пройдите и предъявите консультанту. Он поможет выбрать способ ухода.
— Здорово у вас все устроено, — сказал Мэйсон. И снова помахал чиновнику флагом-пропуском. — Что ж, спасибо за все. До встречи в следующем мире.
— Эта встреча произойдет не раньше, чем мое тело не сможет выдержать дальнейших омоложений, — пообещал тот.
Консультант оказался высоким, тощим, лысым и неразговорчивым. Взяв пропуск, он придирчиво осмотрел его.
— Предпочитаете быструю или медленную?
— Боже правый! Что за вопрос? Кому захочется умирать медленно?
Похоронным тоном консультант сообщил:
— Я спрашиваю не о процессе испускания последнего вдоха, а об условиях смерти. Желаете, чтобы это произошло скоро или с определенным интервалом?
— Лучше сделайте это поскорее, с минимальной задержкой, — кивнул Мэйсон с хмурой иронией. — В противном случае могу пасть духом и переменить решение.
— Это случается.
— Неужели?
— Часто, — подтвердил консультант.
— Что-то новенькое, — сказал Мэйсон. — Еще ни разу не слышал, чтобы кто-то зашел так далеко, а потом вернулся и рассказывал байки.
— Никто не рассказывает. Молчание — цена свободы.
— В таком случае я могу изменить свое решение в любое время вплоть до финального момента и преспокойно уйти отсюда, дав клятву, что никому не скажу ни слова?
— Вам не придется давать клятвы.
— Почему же?
— Вы не захотите изобличать собственную моральную трусость.
— Ах, как вы правы! — сказал Мэйсон.
Собеседник посмотрел поверх него ничего не значащим невыразительным взглядом:
— Однако я не думаю, что вы измените свое решение. Вероятно, вы из тех, кто откладывает решение, пока не становится слишком поздно.
— Я вас понял. Позвольте вам заметить, что я уже спасовал шесть раз за последние два года. Я не собираюсь сдрейфить в седьмой раз.
Он осмотрел комнату. Не считая стола и настенного календаря, она была совершенно пуста.
— Я что-нибудь почувствую? Как это произойдет?
— Неожиданно.
— Это я понимаю, но как?
— Мы работаем с индивидуальным подходом к клиенту, — сказал консультант.
— Я еще больше заинтригован.
— Это пройдет — впоследствии, — пообещал собеседник. Он продолжил: — Процедура такова: вы проходите через эту дверь и вызываете лифт. На лифте поднимаетесь в отель Терминала, где можете выбрать любой из номеров по желанию. Все они комфортабельные и…
— Подняться на лифте куда? — пораженно переспросил Мэйсон.
— В отель, — повторил консультант. — Там вы будете жить, пока все не случится: прекрасный сервис, программа развлечений, приятная компания, вплоть до наступления кульминации, которая произойдет, как только вы полностью расслабитесь и совершенно ничего не будете ожидать. Произойти это может через несколько часов или дней, в соответствии с психологией субъекта, но это самый гуманный метод.
— Так что же, я должен теперь просто сидеть и ждать, как курица на яйцах?
— У всех получается по-разному. На самом деле никто не скучает в ожидании. Все намного проще: вы или меняете свое решение или получаете то, что хотели.
— Вы не могли бы рассказать мне об этом поподробнее?
— В данный момент не представляю, чем вам это поможет.
— Я тоже, — согласился Мэйсон. — Ничего не понимаю. Ну что ж, приступим или есть еще какие-то бюрократические проволочки?
Собеседник наморщил лоб:
— Есть две анкеты, которые мне надо бы заполнить. Но если вы так торопитесь, я оставлю их пустыми.
Он указал на две следующие двери:
— Выбирайте. Это выход. — Он указал на ближайшую. — И это — тоже выход, — сказал он, указывая на вторую дверь.
Мэйсон без колебаний направился к первой, открыл ее и огляделся. За ней лежал мозаичный зал с гигантской гранитной рукой.
