бегут стражники. Ни через дверь, ни через окно уже не выскочить, и чёрный ход, наверное, тоже...
Прособирался, лопух. Сказал же отец – беги.
Баран, сообщил себе Никита по дороге к подвалу, круто развернулся и дернул по лестнице вверх. Подвальное окошко давало шанс, но уходить следовало через крышу. Парадная дверь гулко хлопнула, под тяжестью кованых сапог задрожали ступени. Не только стражники – дружина. Он тихо, стараясь не выдать себя лязгом, открыл люк на крышу – здесь, хвала Создателю, никого не было, а иногда сушили бельишко, – а внизу уже ломали дверь, хрен вам, на это у них полчаса уйдет, внизу грохнуло, и Никита понял, что ошибся.
Сейчас они поймут, что в квартире его нет.
С детства знакомые скобы, набитые встык между домами, помогли пробросить тело через пустоту – он не просто уходил, он ещё и пригибался, двигаясь так, чтобы с земли не было видно, не могли же они и стрелка вызвать, или могли, ну, тогда хана точно – Никита мельком глянул на чистое небо, снял с крюка тарзанку, прокинул поудобнее за плечи мешок и, мысленно обратившись к Велесу – веревка, обкатанная пацанами, не была рассчитана на взрослого дядю, да ещё с мешком, – толкнулся с края крыши в пустоту.
Верёвка легко перенесла его на соседний дом. Только крепёжная балка скрипнула.
Отлично.
Два поворота по гулкой жести, хрен с ним, уж не до конспирации, теперь быстрее, снизу вроде закричали, нет, просто зовут кого-то, черепичная чешуя, тут он поскользнулся в малолетстве, чуть не свернул себе шею, большая труба, мосточки для трубочиста, поручень, отлично.
Ушел.
Никита перебрался на пешеходную дорожку – на некоторых крышах бывали и такие, из жилого подъезда прямо к гондолам, но дурня валять не стал и на платформу решил не соваться. Улететь в другой район, конечно, эффектно, но могут и рейс отменить, придержать гондолу для проверки, вот-вот же сообразят, что он верхом уходит. Надежнее просто через подъезд, здесь с платформы чужие выходят, и в толпу, и поминай как звали...
Никита прошел мимо старушек на лавочке, ненароком прикрыв лицо, вдруг узнают, но вроде никто не окликнул, снова повел плечами, выправляя на спине мешок, надо бы лямку расправить, но это потом, успеется, и, не глядя в сторону облавы, затерялся в городской толпе.
Наркотик уходил сиреневыми каплями, освобождая мозг, но сознание Тараса не хотело просыпаться. Руку, из которой торчала кость, скрутило плотным целебным листом да под уколами синих наговоров. Если здесь ещё и фон мягкий, то заживет-затянется за несколько дней.
Замечательно. И где же у нас знахарство такого уровня?
Только в пыточной, в зиндане рыцарском. Да ещё перед ареной.
Скучновато получается. И в голове колокольчики кругами плавают.
Попал Тараска под Савраску. Всё чистенько, а лежишь, как в дерьме. Вывернули, выпотрошили, сломали и заштопали. Наспех. Слепок допроса небось уже сняли. Не пожалели пластинки проверочной. Понятно, бургомистр, не простолюдина грохнуть.
О великий Сварог! Это ж он бургомистра... Мама дорогая...
Точно он. Ещё и палец сломал.
Тарас повёл тяжёлыми глазами, отыскивая палец. Действительно, сломан. Тот был отдельно проложен прозрачными пластинками, спеленут в маленький кокон. И о пальце позаботились. Всего ремонтируют.
Если очень повезёт, максимальная, жёсткая арена.
Как же это он...
И снова дрожащими капельками наползало благостное небытие...
– Яська, привет, на тебя вся надежда.
– Никита, ты знаешь...
– Я знаю, долго не болтай, слухачи искать могут. Отыщи декана, расскажи про Тараса, объясни про меня, что, мол, ни сном ни духом, случай и неприятность, договорись о встрече, и отсвистишься, когда и где.
– Понял. Варьку звать?
– Зови, конечно. Зови, потому что сейчас нам вообще хана. Тарика на арену сольют и зарежут там на хрен.
Анна смотрела на Тараса с отвращением. Шесть вуалей правды растворились о его изломанное тело. Он говорил, да. Никто не может молчать, даже после одной вуали. Но школяр уходил от прямых ответов – просто молол какую-то чушь, обрывки фраз и несвязанные междометия. Ответ шёл не на вопрос, как должно при допросе, а на «крючок», случайно выбранное слово. Это практически не давало материала. Анна, Павел, Ладья и маг магистрата Риски пытались извлечь из тела убийцы информацию.
– Он в сознании?
– Судя по всему, нет. – Риски откатил школяру веки и просветил искрой закатившийся глаз. – Да и не должен быть в сознании.
– А почему слетели все вуали?
– Не знаю.
Павел просматривал длиннейшую запись допроса.
– Бред какой-то. – Он отметил было пару фраз, потом зачеркнул свою пометку. – Вообще ни грана смысла.
– Может, мы просто не можем его уловить?
– Ну да. Вот, пожалуйста. За что вы убили бургомистра? –
– Ты думаешь, он издевается над нами?
– Вполне возможно.
– Думаешь, он в сознании?
– Ты это уже спрашивал.
– Он не может быть в сознании.
– Вуали тоже не должны слетать. А слетели. Будто пьяного скомороха допрашиваем.
– Не забывайте, он школяр.
– Да какой там школяр. Четвёртый курс. Они ещё ничего толком не умеют.
– Может, самородок. Заложился как-нибудь.
– Самородок ушёл бы, пока была возможность. А не на допрос стал закладываться.
– Ублюдок это, а не самородок. Бургомистр был славный мужик.
– Я вам точно говорю, это зомби. Потому и бред. Он не соображает ничего, в нём программы путаются.
– Павел, зомби не может пережить покушения. Это было бы нормально, если б мы его остановили до убийства. Но мы же взяли его позже.
– Его вообще стража взяла.
– Ну, пусть стража.
– И потом, четвёртый курс – это не уровень для Риски. Уж школяра-то он точно раскусил бы. Верно, Риски?
Маг уклончиво покачал головой.
