на Север и на стройки по всей стране искренние энтузиасты… Но всё чаще и чаще спешили по улицам городов кривоногие, пыхтящие от собственной значимости человечки с животиками-арбузиками, с пятнами пота под мышками югославских рубашек, с ранними лысинками и бегающими глазками. Похожие чем-то на паучков, плетущих свои тоненькие липкие сети в углах комнат, куда недосуг заглянуть…
Мальчишки, выросшие на берегах моря, видели этих паучков лучше взрослых. И понимали всю их опасность тоже лучше — непримиримым инстинктом, которому нет названия в психологии. И когда восьмерым из них — а точнее, шести мальчишкам и двум девчонкам, которые были умнее и развитее прочих — стало ясно, что люди-паучки бегают вокруг не просто так, а служа кому-то страшному и могущественному, кому-то, кто хочет нисповергнуть всё то, ради чего сражались с врагом их отцы — эти ребята создали Первый Объединённый Пионерский Отряд «ШТОРМ». Потому что они не верили в способность большинства взрослых что-то исправить. И это не было игрой.
Их звали Иргаш Тимофей, Колыванов Иван, Колесников Геннадий, Вальц Ольга, Губин Роман, Данилов Роман, Хоменко Илья и Корзухина Ирина.
Конечно, что-то от игры в этом было. Что-то от немеркнущей Молодой Гвардии(1), от веры в то, что 'наши в конце концов победят', от желания подвига и настоящего дела. Но отряд существовал долгие семь лет — до 82го года. Через него прошли несколько сотен мальчишек и девчонок, клявшихся в верности тем символам, в которые всё больше и больше переставали верить взрослые. Он сделал многое. От мелочи типа тимуровской работы(2) (настоящей, а не кастрированной советской школой) до диверсий на складах ворованного и в квартирах людей-паучков.
Пионеры искали и следы той базы — легенды и смутные слухи ходили по побережью до тех пор. В базе они видели не столько материальный объект, сколько символ — символ связи поколений. Но найти базу им не удалось, хотя, как потом оказалось, они стояли на пороге разгадки тайны…
Позже, вырастая, бойцы отряда хранили верность клятвам и во взрослой жизни.
Не все. Многие. И многих эта верность привела кого в тюрьму, кого в могилу. А тех, кто вовремя сообразил от неё отказаться — ждала другая судьба.
Отец Игоря отказался. Впрочем, не тогда, в 82 м. Тогда он спас отряд, вовремя успев спрятать архивы. По следу «Шторма» шла милиция, видевшая в нём (с подачи умелых клеветников) обычную хулигански-криминальную шайку. Но доказательств собрать так и не смогли, да и ребята, замешанные в деле, оказались зачастую из слишком уж влиятельных семей. Дело замяли. А потом — когда к отцу Игоря пришли ребята и предложили 'начать сначала', он махнул рукой и сказал: 'Наигрались, хорэ. ' Ему напомнили о клятве. Назвали трусом. Он пожал плечами.
Через неделю он уехал в Москву, поступать в Бауманку. Хорошее дело началось с восьми человек. И закончилось одним, публично отказавшимся от клятвы и уничтожившего этим отказом её священную ценность в глазах других…
… Пролетели ещё двадцать лет.
Люди-паучки победили. Раздувшись от высосанной из могучей страны крови, опутав её липкой паутиной, давясь и чавкая, они прожирали сокровища духа и воли, рыгали от сытости, взбирались, давя простых людей и друг друга, на новые престолы, короновались и вступали во 'всенародно избранные' должности. Они опоганили храмы науки и осквернили крепости Отечества. Они распродали, сменяли на зелёную бумагу труд сотни поколений русских людей. Они выпустили из клеток посаженное туда бойцами прошлого предательское зверьё — и запылали станицы и сёла, потянулись за рубежи караваны рабов, оскалился клинками кривых зубов-сабель исламский шакал. Они отравили и растлили душу русского народа, споили его водкой, посадили на иглу героиновой подкормки, вырастили целое поколение хилых жестоких зверьков без памяти и совести.
Не учли они двух вещей. Дети всё ещё рождались в умирающей стране. Да, они спешили подчинить себе и этих, только-только родившихся. А ещё лучше сделать так, чтобы русские дети больше не рождались вообще. Но это не всегда получалось — а все дети рождаются храбрыми и честными. И второе — ещё жили на вымороченной, разорённой земле те, кто помнил клятву, данную в своём детстве, помнил рассветы над русским Чёрным морем, помнил песни у костров и веру в справедливость — и дети рожались у этих людей тоже. А эти люди ненавидели паучков не раздрызганной пьяной ненавистью кухонного оппозиционера, а холодно и осознанно. Эти люди всё ещё осознавали себя частью великой Империи — и пусть её не было больше, веру в эту Империю они стремились передать своим детям. Как в то, что ещё может вернуться — и за что стоит бороться, как бы не бредили с экранов о 'демократическом выборе русского народа', об этом пути в никуда, сперва пропитой хабал Боря, а за ним — тихий аккуратный провокатор Вова, называвшие себя 'президентами Российской Федерации'.
Связь времён ослабла, истончилась. Но не прервалась. Паучки знали это. И при всей своей мощи — боялись…
Из тех, кто когда-то давал клятву, в станице Виноградной оставались всего несколько человек. Среди них были Тимофей Иргаш, нынешний атаман станицы, его есаул Геннадий Колесников… Они прочно связали свою судьбу с казачеством, видя в нём единственную возможность для русского народа сохраниться, уцелеть. Но власть, на словах поддерживавшая казаков, на деле предавала их на каждом шагу, попустительствовала тихой агрессии окопавшихся в своих аулах турок-месхетинцев, щедро спонсируемых и исламским миром, и НАТО. На 'правовом поле' ничего сделать было нельзя. Не далее как за два месяца до приезда Игоря в станицу на трассе Анапа-Новороссийск вечером была остановлена машина одного из казаков, в которой он ехал со своими — женой, одиннадцатилетней дочерью и шестилетним сыном. На глазах жестоко избитого и привязанного к дереву человека его жену и дочь изнасиловали и забили битами, а сына унесли куда-то в лес. Потом изрезали казаку лицо, выкололи глаза и сказали: 'Подыхай, русская свинья!' Каким-то чудом он выжил, добрался до людей. Власти немедленно стали искать… беглых уголовников, копать какие-то экономические «связи»… Тогда одиннадцать молодых ребят, недавно вернувшихся из армии, подстерегли на горной тропе троих турок. Их не пришлось даже бить — в ужасе визжа, они сразу назвали имена тех, кто был участником акции. Молодые казаки отправились в указанный аул…
… Через неделю их судили за убийство двух турок, нанесение телесных повреждений ещё пяти, поджог трёх домов, причинение материального ущерба — и всё это, конечно, на почве национализма. Одному из парней дали шестнадцать лет, трём другим — по десять, остальные получили от трёх до пяти лет. Плюс тут был только один: за эту неделю казакам вернули похищенного мальчика — в обмен на захваченных и увезённых в станицу пятерых турецких щенков.
Но мальчик уже был… кастрирован. Перед отправкой для продажи на Восток.
А ещё за два месяца до этого таинственный катер потопил недалеко от мыса Темрюк турецкий транспорт, вёзший в Россию 'культурный груз'. В ящиках с мебелью для 'национальных школ юга России' лежало — в довесок — оружие…
… Бывший капитан 1го ранга Черноморского Флота, командир подводного атомохода «Сторожевой», Роман Иванович Губин, вернулся в родную станицу с женой, сыном и младшей дочерью Ленкой пять лет назад. Когда его атомоход, гнивший на приколе в Севастополе с середины 90х, списали и повезли 'на разделку', капитан Губин впервые в жизни напился. Девятилетний Денис хорошо помнил, как, страшный, фиолетовый с зеленью, в парадной форме, отец бежал по причалу за беспомощно волокущимся между двух катеров подводным крейсером и кричал сорванным голосом строки «Варяга»: 'Наверх вы, товарищи, все по
