Маг задумчиво протянул крысе кусочек колбасы. Животное осторожно взяло его передними лапками и стало аккуратно обжевывать.
— Сначала, — продолжаю, — спасибо. Если бы не Вы, я бы и сейчас посуду мыла. А занятие это я ужас как не люблю. А во-вторых…
— Ты хочешь ребенка?
— Ну да! Хотя, это было в-третьих. А как Вы догадались?
— Это и дураку понятно.
Гляжу на мага. Старик как старик. Никаких тебе колпаков со звездами, магических амулетов, волшебных посохов и все такое. Даже борода у него не длинная и развевающаяся, а маленькая аккуратненькая такая бородка. Худой, правда, как скелет, но и здесь ничего необычного. Работа у него, видать, нервенная, поди разберись со всякими там сильфидами и зефирами. А так, если не знать, что он персональный королевский чародей, в жизни не догадаешься.
— А во-вторых…
Гляжу и думаю, продолжать — не продолжать. Все же это пока лишь догадки.
— А во-вторых, — говорит маг, — тебя беспокоит ваша с Эриком-младшим полоса невезения.
— Угу, — отвечаю, — а она что, уже тоже в глаза бросается?
— Ну я, — гордо замечает маг, — вижу. А остальные меня не волнуют. Итак, начнем… ты кушай-кушай. Я змеями и жабами не угощаю. Вполне приличная свинина. Не стесняйся. Во-первых, пожалуйста. Я считаю, Эрик с выбором не ошибся.
Я краснею и опускаю глаза.
— Во-вторых, — продолжает он, — помочь могу, но не рекомендую. Не так уж много времени у вас со свадьбы прошло, да и младших вам все равно уже не нагнать. Не торопись.
— Но…
— Что но?! Ты видала, какие дети после заклятий получаются?!
Я отрицательно мотаю головой.
— Вот, а я видал! Синека Клауба, председателя Совета, видела? Толстый такой, с рыжими усами?
— Ну.
— А знаешь, почему у него детей нет? Потому что ему мальчики больше нравятся!
— Ух ты! Надо Эрику сказать, чтоб подальше от него держался. А то еще совратит моего мальчика.
— Не смешно! А Райпер, пастушок? Знаешь, кто его родители? Граф Ольрикский и баронесса Штальм. А знаешь, почему его мать от него отказалась, хотя именно она вымаливала у меня детородное зелье? Она умудрилась заявить мужу своему, барону Штальму, что ждет ребенка не от него, и мальчик, представь себе, родился с рожками! Вот он и ходит теперь заросший, как баран, и в городе почти не показывается. А чем бедный ребенок виноват? Ты что, хочешь, чтобы и у тебя дети с такими вот отклонениями рождались?!
Так и вижу: качаю я дитя, а у него, скажем, крылышки со спины растут. Или хвостик. Принц с хвостом. Очаровательно.
— Ладно, — говорю, — убедили. Что насчет третьего? Вернее, второго?
Маг многозначительно нахмурился.
— Вот что я тебе скажу, девочка. Мне и самому это все не нравится. Предвижу я для Эрика большие испытания. Вижу горе и разочарование. Вижу прибавление в семействе. И даже врага его тайного вижу. Но тебе ничего не скажу.
— Почему?!
— А потому что все равно вы мне сейчас не поверите. Все только хуже будет. И Эрик не спасется, и мне куча неприятностей. Так что разбирайтесь сами. Сил у вас двоих на это хватит.
Смотрю в окно — стемнело. Новых сведений получила как-то совсем мало. С чем пришла, с тем и уйду. Вот только с крысой познакомилась.
— Ладно, — вздыхаю, — спасибо. А четвертый вопрос можно?
— Давай.
— А как Вы сами во входную дверь протискиваетесь?
— Ладно, — отвечает, — открою тебе страшную тайну. Пошли.
Мы, рискуя жизнью, спустились по лестнице вниз. Причем я, дрожа и спотыкаясь, тащилась сзади, а маг прыгал впереди меня молоденьким козликом. Когда до выхода оставался один лишь лестничный пролет, маг остановился, подождал меня и три раза постучал в стену. Она с легким шуршанием разделилась на две половины.
— Пройдешь немного вперед, окажешься недалеко от покоев принца Януария, ну а дальше сама разберешься. Я там, внизу, и не хожу уже давно. Колючки достали.
Гляжу — темно. Смотрю на мага вопросительно.
— Подожди, — проговаривает он торопливо, — сейчас.
И уносится по лестнице наверх. Бодрый старикашка, однако. Минут через пять появляется с полуметровым карандашом в руке.
— На, — говорит, — рисуешь на стене закорючку, она светится некоторое время. Никакого волшебства, одна химическая реакция.
— Спасибо, — отвечаю, — а Вы?
— Да ну! — фыркает колдун, — что я, себе еще не сделаю?
Осталось только вступить в темный провал. Двери за мной закрылись, я торопливо нащупала ладонью стену, черкнула по ней карандашом. И в самом деле, свет. Неяркий, правда, зеленоватый, но вполне достаточный. И коридор уже не такой страшный. Чистенький и даже я сказала бы, обжитой какой-то. Наверное, часто используется. Иду-иду, впереди тупик. Я по стеночке три раза постучала, она и разъехалась. Выхожу, смотрю — вещи какие-то стопочками сложены, метлы у стенки стоят, ведра. Ну, ясное дело, чулан. А вот она и желанная свобода! Прохожу в коридор, тщательно притворив за собой дверь. Хорошо, рядом никого нет, а трудно было бы объяснить, что это я делаю в этом крыле в это время, да еще и в чулане. Явно, диверсию какую-нибудь готовлю. Никак иначе. И только об этом подумала, как слышу — шаги, голоса женские. Ну, от чуланчика-то я уже удалилась, других помещений в этой части замка не знаю. Остается одно — будем с честью выдерживать грядущие испытания. А потому задираю нос кверху, поправляю плащ, чтобы дыры меньше в глаза бросались, и гордо шествую вперед навстречу невидимой пока опасности. Коридор в одном месте делает резкий поворот и вон она я нос к носу с обожаемой мною Люцией и ее дамами в количестве четырех штук. Наверное, минуту мы молчали. Я — переживая очередной удар судьбы, она — очевидно, обдумывая какую-то гадость в мой адрес.
Я опомнилась первой.
— О! — говорю, — привет!
Люция всплеснула ручками.
— Ах! — закричала она, — кого мы видим! Неужели это госпожа София Семпольская собственной персоной! Девушки, скорее, поприветствуем ее!
И все пятеро, из которых трое, кстати, период девичества успели не только пройти, но и как минимум лет двадцать назад забыть, склоняются передо мною в глубочайшем реверансе. Я так даже не умею, а потому продолжаю стоять, как столб придорожный, размышляя над своею несчастной жизнью.
— Разрешите пройти! — очень вежливо прошу я, потому что отчетливо понимаю — пробиться сквозь преградившие мне дорогу тела можно только с ощутимыми потерями для обеих сторон.
— Ну неужели, — восклицает Люция, — Вы не можете уделить нам хотя бы пару минут Вашего драгоценного времени?! Поделитесь, где Вы раздобыли такого чудесного портного? Эти прорехи в плаще так Вам идут! Как будто Вы всю жизнь именно так и ходили!
Гляжу на нее, молчу и думаю: в глаз дать ей, что ли? Так ведь нельзя, на всю округу шум будет. Противная наглая посудомойка избила бедненькую чудненькую беремененькую Люцию, императорскую дочку, между прочем, не то что там некоторые. Сволочь такая. И даже Эрик мой порыв не сможет оценить.
— Ну что же Вы молчите, драгоценная Вы наша! Или мы Вас отвлекаем? Вы, наверное, обдумываете исключительно дела государственной важности?