обращена уже не к одному Поликарпу, а и ко всем верующим. «Но перейду, — так начинается она, — и к другим сказаниям, да у ведают все, что Промыслом самого Господа и волею и молитвою Его Пречистой Матери создалась и совершилась боголепная и Великая церковь святой Богородицы печерская, архимандрития всей земли Русской, лавра святого Феодосия». В этой части можно различать шесть отдельных сказаний: первое о Шимоне Варяге, его сношениях с преподобными Антонием и Феодосием Печерским и о бывших ему чудесных видениях касательно будущей Великой печерской церкви; второе — о мастерах, чудесно присланных из Царьграда Божиею Материек) для построения Великой печерской церкви и принесших с собою для нее мощи святых седми мучеников и икону Богоматери; третье — о чудесных обстоятельствах самого основания и сооружения Печерской церкви; четвертое — о живописцах, чудесно присланных из Царьграда для украшения этой церкви, и о знамениях, бывших при ее украшении; пятое — о чуде, совершившемся в новосозданной Печерской церкви от иконы Богоматери над киевлянином Сергием, который хотел было утаить порученное ему на время умершим другом сребро и золото; шестое — о чудесных обстоятельствах торжественного освящения Печерской церкви. Должно, однако ж, сознаться, что, хотя эта третья часть обращена, по-видимому, ко всем христианам и в ней почти нет обращений к Поликарпу, но она, как и предыдущая часть, проникнута тою же главною мыслию — показать Поликарпу высокую важность Киево-Печерской лавры и убедить его, чтобы он не оставлял такой святой и чудотворной обители и решился подвизаться в ней до самой своей кончины. В заключение святой Симон говорит: «И еще многое я написал бы тебе, брат Поликарп, но лета мои препятствуют мне продолжать повесть. Будь здоров и спасай душу свою. Господь да сохранит тебя во все дни живота твоего, молитвами святой Богородицы и святых Антония и Феодосия».
Особенную цену посланию святого Симона как сочинению историческому придает то, что он почти везде указывает источники, которыми пользовался, и источники достоверные. Об одних лицах и событиях, например об Арефе и ужасной смерти Евагрия, он говорит как очевидец; о других, как об Еразме, слышал от очевидцев; о третьих слышал из вторых уст: например, об исцелении Вавилы при гробе Афанасия затворника передали ему лица, которые слышали о том от самого Вавилы. В некоторых рассказах — об Онисифоре, Кукше, Пимене, Николае Святоше — он ссылается на живые и общеизвестные предания, сохранявшиеся в Печерской обители. Еще в некоторых ссылается на синодики этой обители, на иконы, книги и другие вещи, хранившиеся в ней от известных лиц. Наконец, несколько раз указывает на какое-то житие преподобного Антония, до нас не дошедшее, и на житие преподобного Феодосия, составленное Нестором [*253]. Потому-то послание святого Симона к Поликарпу, кроме литературного своего достоинства, имеет для нас высокую важность и как один из драгоценных источников нашей церковной истории.
Как бы продолжением послания Симонова к Поликарпу служит послание самого Поликарпа к киево- печерскому архимандриту Акиндину. Как бы продолжением потому, что Поликарп действительно продолжает писать о том же предмете, о котором писал и Симон, — о Киево-Печерской обители, и повествует именно о тех печерских черноризцах, о которых Симон еще не написал, а с другой стороны, и потому, что в своих сказаниях Поликарп почти исключительно пользуется тем, что слышал прежде из уст Симона, изредка только ссылаясь на неизвестное нам житие преподобного Антония. Следовательно, Поликарпу принадлежит это послание более по форме, а содержанием своим оно обязано преимущественно Симону. Трогательные убеждения последнего, вероятно, глубоко подействовали на восприимчивую душу юного Поликарпа: он остался жить в Печерской обители простым черноризцем, начал повиноваться настоятелю своему Акиндину и по его-то желанию принял на себя и выполнил настоящий письменный труд (ок. 1231 г.) в память и научение будущим инокам [*254]. Обстоятельства эти он излагает сам в предисловии к посланию. «При содействии Господа, — так начинает он, — к твоему благоумию слово, пречестной архимандрит всей России, отец и господин мой Акиндин! Приклони же благоприятный слух твой, да возглаголю тебе о житии, деяниях и знамениях дивных и блаженных мужей, живших в святом Печерском монастыре, что слышал я о них от епископа Симона, Владимирского и Суздальского, брата твоего и бывшего черноризца того же Печерскаго монастыря. Он рассказал мне, грешному, о святом и великом Антонии, начальнике русских монахов, и о св. Феодосии, и о подвигах других святых и преподобных отцов, скончавшихся в дому Пречистой Божией Матери, да послушает твое благоразумие моего младоумия и несовершенного смысла. Некогда ты спросил меня и повелел мне поведать тебе о деяниях тех черноризцев, но сам знаешь мою грубость и недобрый нрав, как я всегда со страхом беседую пред тобою о всякой вещи, мог ли же я пересказать тебе ясно о преславных знамениях и чудесах? Кое-что немногое я сказал тебе от тех чудес, но гораздо более я забыл от страха и исповедал неразумно, стыдясь твоего благочестия. Посему я понудил себя теперь изложить тебе в письмени о святых и блаженных отцах печерских, чтобы и будущие после нас черноризцы уведали благодать Божию, бывшую в этом святом месте, и прославили Отца Небесного, показавшего такие светильники в Русской земле и в святом Печерском монастыре». После этого следует двенадцать отдельных рассказов о великих подвижниках печерских, рассказов поучительных и разнообразных, которых, однако ж, мы пересказывать здесь не станем, потому что почти всеми ими мы уже имели случай воспользоваться в разных местах нашей «Истории». Здесь именно повествуется: а) о преподобном Никите затворнике, бывшем впоследствии епископом Новгородским; б) о преподобном Лаврентии затворнике; в) о святом Агапите, враче безмездном; г) о святом Георгии чудотворце; д) о многотерпеливом Иоанне затворнике; е) о преподобном Моисее Угрине; ж) о черноризце Прохоре лебеднике; з) о блаженном Марке печернике; и) о преподобных отцах Феодоре и Василии; и) о Спиридоне просфорнике и Алипии иконописце; к) о преподобном и многострадальном Пимене. Вообще, эти рассказы почти все гораздо обстоятельнее и обширнее рассказов святого Симона, так как Симон имел в виду определенную цель и иногда упоминает лишь об одном или двух случаях из жизни какого-либо подвижника в назидание Поликарпу, а Поликарп старался по возможности начертать полные жития избранных им святых. Некоторые рассказы Поликарповы оканчиваются обращениями к Акиндину и нравственными соображениями. Так, в конце сказания о Лаврентии затворнике, во дни которого, по свидетельству одного бесноватого, приведенного в Печерский монастырь, жило здесь до тридцати черноризцев, имевших власть над бесами, Поликарп замечает: «Вот почему я написал тебе, господин Акиндин, да не покроются тьмою неведения дивные чудеса, знамения и исправления тех блаженных и преподобных наших отцов, да уведают и прочие их святое житие и то, что в одно время были такие мужи, числом до тридцати, которые могли словом изгонять бесов. Бесноватый сказал: «Я не смею приблизиться к пещере ради положенных в ней отцов Антония и Феодосия и прочих святых черноризцев, которых имена написаны в книге животной». Блажен, кто удостоится быть положенным вместе с ними! Блажен и спасен, кто сподобится быть написанным вместе с ними! Да сподобит и меня Господь вместе с ними милости в день судный молитвами твоими». Еще обширнее приложение в житии преподобного Агапита. «Такие-то, — восклицает Поликарп, — и даже большие дела совершены теми священными черноризцами. И я, вспоминая добродетельное житие их, дивлюся, как доселе умолчаны были великие исправления святого отца нашего Антония. Если такое светило угаснет по нашей небрежности, то как воссияют от него лучи? Разумею преподобных отцов наших печерских. Но, по слову Господа: Несть пророк честен во отечествии своем (Лк. 4. 24). Я бы готов написать тебе, честный архимандрит, господин Акиндин, об упомянутых святых отцах и изобразить одних чудотворения, других исправления, третьих крепкое воздержание, иных послушание, еще иных прозорливость, как слышал я от твоего собрата, а от моего господина — епископа Симона. Но некоторым кажутся невероятными мои сказания по величию самых дел, а вина их неверования та, что они знают меня. Поликарпа, как грешника. Впрочем, если повелит твое преподобие, я напишу, сколько мой ум постигнет и память пособит, хотя и неудачно будет, да оставим написанное будущим после нас пользы ради, как и блаженный Нестор написал в Летописце о блаженных отцах Дамиане, Иеремии, Матфии и Исакии и как в житии святого Антония вписаны все жития их, хотя и кратко. Я скажу о прежде упомянутых черноризцах ясно, а не втайне, как сказал уже о других, ибо, если я умолчу, то они останутся забвенными навсегда и имена их не помянутся, как было до сего дня. Вот я сказал об них в 15-е лето твоего игуменства, а в продолжение 160 лет доселе не было им поминовения. Ныне только по твоей любви утаенное сделалось известным и память любящих Бога присно чтится и восхваляется, потому что они угодники Его и увенчались от Него. И я, грешный Поликарп, исполняя твою волю, державный Акиндин, написал тебе это. Но и еще исповем тебе нечто о блаженном и преподобном отце нашем Григории чудотворце». Некоторые другие рассказы Поликарповы, не имеющие подобных приложений в конце, имеют их в начале. Например, житие преподобного Марка печерника начинается так: «Мы, грешные, подражаем древним жизнеописателям. Но они употребляли много труда, странствовали в пустынях, и горах, и пропастях земных и одних из преподобных мужей, о которых писали, видели сами, а о других — о их жизни, чудесах и
