прекрасную святого Димитрия на дворе своем, и монастырь святой Богородицы... Всегда имел он в сердце страх Божий, подавал милостыню требующим, творил суд истинный и нелицемерный, не обинуяся лица сильных своих бояр, защищал слабых и сирот от притеснителей, всего же более любил черноризский и священнические чины. За то и Бог даровал ему чад добромысленных, которых и воспитал он в благочестии и разуме совершенном даже до мужества» [*359]. Еще выше отзывы летописей о старшем сыне Всеволода владимирском князе Константине, хотя он скончался только на 33-м году своей жизни. «Этот блаженный князь возлюбил Бога всею душою и всем желанием; не омрачил он ума своего суетною славою мира сего, но весь свой ум устремлял туда, к жизни вечной, которую и улучил своими милостынями и великим незлобием. Был правдив, щедр, кроток, смирен, всех миловал, всех снабдевал, особенно же любил дивную и славную милостыню и церковное строение, помышляя о том день и ночь. Весьма заботился он о создании прекрасных Божиих церквей и много их создал в своей области, наделяя святыми иконами, книгами и разными украшениями. Чрезмерно любил иерейский и монашеский чин, подавая им потребное и принимая от них молитвы и благословение. Не щадил имения своего, раздавая его требующим, и воистину был, по Иову, оком — слепым, ногою — хромым, рукою — неимущим, всех любя, нагих одевая, усталым доставляя покой, печальных утешая и не огорчая никого ничем. Всех умудрял телесными и духовными беседами, ибо часто читал книги с прилежанием и все творил по Писанию, не воздавая злом за зло. Поистине Господь одарил его кротостию Давидовою, мудростию Соломоновою, ибо он исполнен был апостольского правоверия. По преставлении его жители Владимира стеклись на его двор и плакали о нем великим плачем: бояре — как о заступнике земли их, слуги — как о кормителе их и господине, убогие и черноризцы — как об утешении их и одеянии наготы их, и все плакали, лишившись такого милостивца». Всю душу свою показал благоверный князь Константин в следующем кратком наставлении детям, посылая их незадолго пред кончиною своею в их уделы: «Возлюбленные чада мои! Будьте между собою в любви, Бога бойтесь всею душою, заповеди Его соблюдайте во всем и восприимите все мои нравы, которые вы видели во мне. Нищих и вдовиц не презирайте, церкви не отлучайтесь, иерейский и монашеский чин любите, книжного учения слушайте, и Бог мира да будет с вами. Имейте послушание к старейшим вас, которые внушают вам доброе, так как вы еще малолетни. Чувствую, дети мои, что отшествие мое из мира приближается, и вот я поручаю вас Богу и Его Пречистой Матери и брату моему Георгию, который да будет вам вместо меня» [*360]. Этот брат Константина Георгий, наследовавший после него великокняжеский престол во Владимире, отличался также высоким христианским благочестием. «Он старался, — говорит летописец, — хранить заповеди Божии, всегда имея в сердце страх Божий, и любил не только друзей, но и врагов. Милостив был выше меры, не щадя имения своего и раздавая его требующим; создал многие церкви и монастырь святой Богородицы в Нижнем Новгороде, украшая их бесценными иконами и книгами; до крайности любил черноризский и поповский чин, подавая им потребное». Вкусив смерть от татар на берегах реки Сити (1238), христолюбивый князь Георгий причтен Церковию за благочестие к лику святых [*361].
Древняя русская столица — Киев видела также немало благочестивых князей на своем престоле. Таков был Ростислав Мстиславич ( 1168). Он имел великую любовь к Пресвятой Богородице и святому отцу Феодосию Печерскому и часто говорил печерскому игумену Поликарпу: «Хотел бы я освободиться от маловременного и суетного света и многомятежного жития; поставь мне, игумене, добрую келью: боюсь напрасной смерти». Игумен обыкновенно отвечал: «Вам Бог повелел жить в мире, творить суд и правду и соблюдать данную присягу». «Но, отче, — заметил на это Ростислав, — княжение не может обойтись без греха; я уже немало пожил на свете и хотел бы поревновать благоверным царям, пострадавшим для Господа, святым мученикам, пролившим за Него свою кровь, и святым отцам, удручавшим тело свое постом и достигшим тесным путем Царствия Небесного». Наконец игумен согласился и сказал: «Ежели желаешь сего, княже, да будет воля Божия». Ростислав отложил на время исполнение этого желания, вероятно подчинившись внушению духовника своего Семиона, потому что, когда внезапная болезнь приблизила его к могиле, он позвал отца Семиона и сказал ему: «Ты отдашь слово пред Богом за то, что удержал меня от пострижения». Между тем во время княжения своего в Киеве Ростислав имел такой обычай: в Великий пост, в каждую субботу и воскресенье приглашал к себе на обед двенадцать чернецов печерских и с ними тринадцатого игумена Поликарпа и, угостив их, отпускал с дарами, а сам каждое воскресенье приобщался Святых Христовых Тайн, омывая лицо свое слезами и испуская из глубины сердца стенания и вздохи, так что все видевшие его в таком смирении не могли удержаться от слез. По окончании поста, в Лазареву субботу, он приглашал к себе не только всех печерян, но и черноризцев из всех других монастырей, а в следующие дни года утешал печерскую братию по средам и пяткам. В 1173 г. скончался благоверный князь киевский Глеб Юрьевич, и вот что замечено о нем в летописи: «Этот князь был братолюбец; если кому целовал крест, то не изменял слова до смерти; был кроток, благонравен, любил монастыри, чтил чернеческий чин, щедро снабдевал нищих». Под 1200 г. читаем о киевском князе Рюрике и супруге его следующий отзыв: «Он имел страх Господень, целомудрие Иосифа, добродетель Моисея, кротость Давида, правоверие Константина, был милостив ко всем, от великих до самых малых, подавал требующим без скудости, был расположен к монастырям и ко всем церквам, любя созидать их. Равно и христолюбивая княгиня его Анна ни о чем другом не заботилась, как только об удовлетворении церковных потреб и о помиловании обидимых, маломощных и всех бедствующих» [*362].
Обращаясь к другим уделам русским, мы видим благочестивых князей: в Новгороде — Святослава и Мстислава Ростиславичей, в Смоленске — Романа и Давида Ростиславичей, в Галиче — Ярослава Владимировича, в Ростове Василька Константиновича, в Муроме — Петра Георгиевича и т.д. О двух первых князьях — Святославе († 1172) и Мстиславе († 1179) Ростиславичах, каждом порознь, летопись говорит одно и то же: «Был украшен всякою добродетелию, любовь имел ко всем, особенно же прилежал милостыне, снабдевал монастыри, утешая черноризцев и мирские церкви, воздавал достойную честь священникам и всему святительскому чину; не щадил имения своего, но раздавал его любимой дружине и на пользу души своей». Роман Ростиславич смоленский († 1180) «был смирен, кроток, незлобив, правдив, исполнен страха Божия; питал истинную любовь ко всем и к своим братьям, миловал нищих, снабжал монастыри и создал каменную церковь святого Иоанна, которую украсил всяким строением и иконами драгоценными, на помин души своей». Давид Ростиславич смоленский († 1197) «был благонравен, христолюбив, нищелюбив, наделял монастыри и прочие церкви, с любовию принимал к себе чернецов и игуменов, испрашивая от них благословение, и вообще достойно чтил всех священнослужителей; он имел обычай каждый день ходить в церковь святого Михаила, которую сам создал, и здесь, смиренно повергаясь пред святыми иконами, со слезами молился, чтобы Господь простил ему грехи и удостоил его воспринять ангельский образ, чего и удостоился незадолго пред своею кончиною». Ярослав Владимирович галицкий († 1187) «был князь мудрый, красноречивый, богобоязненный, раздавал большую милостыню, принимал странников, кормил нищих, любил черноризцев и помогал им, сколько мог, ходил во всем законе Божием и сам наблюдал за церковным чином, сам благоустроял церковный клир». Василько Константинович ростовский «был для всех церковников, нищих и печальных как отец любвеобильный, особенно же отличался милостынею; был ласков к боярам и весьма снисходителен к своим слугам; мужество и ум в нем жили, правда и истина с ним ходили». Убиенный татарами в 1238 г., он причтен Церковию за свои добродетели к лику святых [*363]. Что же касается муромского князя Петра, в монашестве Давида, Георгиевича († 1228), о котором не встречаем отзыва в летописях, то довольно заметить, что и этот князь вместе с супругою своею Феврониею, в монашестве Евфросиниею, причтен Церковию к лику святых [*364].
Если в числе одних князей русских в продолжение столетия было столько благочестивых, хотя еще нельзя сказать, чтобы летописи перечислили их всех, то можем, по крайней мере, гадать о нравственном настроении и вообще русского общества в то время. Пример князей и княжеских семейств не мог оставаться без влияния на подданных, да и сами князья, конечно, жили сообразно с господствовавшим духом времени.
Глава VII.
Отношение Русской Церкви к другим Церквам.
Не изменились и отношения Русской Церкви к другим Церквам, т. е. как к Церкви
