В ДК я начал работать с 1984 года. Для меня сначала в этом был определенный шок — я вроде бы уже наигрался с рок-музыкантами, разобрался, что такое пентатоника, как нужно играть в медленных, как — в быстрых вещах, играл уже, что называется, на раз, без репетиций, и вдруг выясняется, что все эти штампы не выдерживают никакой критики. ДК была творчески, я считаю, самая интересная, самая экспериментирующая, самая свежая группа нашего рока. И лучший ее состав — Жариков, Клемешев, Яншин, Сережа Полянский. Золотой состав. Я пришел в ДК в тот момент, когда посадили Женю Морозова, сразу после 'Анна Каренина Лайв' — на 'Прекрасный новый мир'. Мы писали один альбом в два-три месяца. Это был прекрасный период, и закончился он как раз во время фестиваля молодежи и студентов в Москве. За время фестиваля мы записали два альбома, один из которых, по-моему, так в распространение и не пошел. Я думаю, его почти никто не слышал. Мы записали его в день открытия фестиваля. Он настолько получился политически жестким и даже страшным, что Жариков побоялся его распространять, у меня даже нет копии. Более того, когда мы потом стали продолжать работу над этим альбомом, Жариков его куда-то скрыл…
А потом уже начались менее интересные работы. Жариков с целью запутать органы начал дублировать альбомы, перетасовывать песни со старых альбомов, дописывать дополнительные дорожки, добавлять к вещам, записанным еще с Морозовым, партии баяна, саксофона, кларнета. А мы вместе с Клемешевым выступали живьем как ДК.
А.Л.: Вдвоем?
Летов: Да. Первым отделением мы играли «ДМБ-85», а второе — разные вещи ДК. Я попытался аранжировать под наш состав — Витя играл на гитаре и пел, а я играл на саксофоне или на бас-кларнете партию баса, иногда — Витя на саксофоне… Иногда добавляли барабанщика. Играли на свадьбах, днях рожденья… Витя выступал в тельнике или парадной форме, в которой пришел из армии его брат. Брат подрался, его посадили в каталажку и осталась от него только форма… Но все это Жариковым не поощрялось.
Тогда же Дима Яншин решил доказать, что ДК умеют еще и играть. Эта трагическая идея стала началом конца ДК. Были созданы ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ, в которых я тоже принял участие на первых порах. ДК продолжало записываться как ДК, КАРТИНКИ начали мучительно репетировать… и это привело к нынешнему состоянию.
А.Л.: Жариков вызывал и продолжает вызывать слегка болезненный интерес. Очень уж противоречивая личность. Особенно эти его экзерсисы с обществом «Память»… Некоторые считают, что у него окончательно поехала крыша, другие — что все это продолжение эстетики, проповедуемой им в ДК и 'Сморчке'…
Летов: По-моему, оба этих взгляда друг другу не противоречат. Дело в том, что основная деятельность Жарикова — библиофилия. Он — коллекционер книг. И, насколько я знаю, основа его коллекции — русская философия конца XIX — начала XX веков. Бердяев, о. Павел Флоренский, о. Сергий Булгаков, Лев Шестов… Причем с большим креном в сторону славянофильства — Константин Леонтьев, к примеру.
ДК часто причисляли к панкам. Это неверно. ДК — это некая мимикрия под панк вначале, как потом мимикрия под дембельскую лирику, под тексты типа металлических — про «покойничков»… под ВИА. Не случайно Морозов параллельно с ДК пел у Кролла в оркестре. ДК — это попытка разобраться с тоталитарной мифологией, поиски тоталитарного мифа. И когда стали происходить известные перемены в нашем обществе, скажем так, имитация перемен, это очень неблагоприятно сказалось на Жарикове. Из-под ног стал выезжать советский миф. То, в чем он чувствовал себя первооткрывателем, вдруг стало принадлежать всем. И — появились имитаторы. Первый из них, конечно, ЗВУКИ МУ. На более ширпотребном уровне они стали разрабатывать те же идеи. Жариков же стремился к глубокому радикальному эксперименту. И сейчас ему нужен какой-то новый миф. А мифология незападного типа у нас сейчас вырабатывается именно в среде общества «Память» — 'протоколы сионских мудрецов', алкоголь в кефире, линии метро в форме звезды Давида… Новый миф, новое больное сознание. И все это вполне сочетается с давней тягой Жарикова к славянофильству. Новая мифология рождается на глазах, причем она парадоксальным образом смыкается с прежней коммунистической идеологией. В выступлениях наших писателей-почвенников появляются выражения типа 'секс, наркомания, рок-н-ролл, авангард' — и все это через запятую. Для Жарикова это просто клад. Я как-то видел его по телевизору, он науськивал некоего деятеля «Памяти» на то, чтобы спровоцировать Наталью Сац на гневную филиппику против рок-музыки; он улыбался, ему явно было очень хорошо. Или его письмо в 'Политическое образование'… Все это не так просто и однозначно, как на первый взгляд кажется. ДК — это не ирония, не пародия, это глубокое переживание.
Жариков, по-моему, настоящий рокер. В самом глубинном смысле этого слова. Он, как и Курехин, да и Гребенщиков, не делит свою жизнь на творчество и жизнь для себя. Его образ жизни является актом творчества. Тексты типа 'Голые ноги' можно услышать от него где-нибудь в метро или по телефону. Какие- то потрясающие телеги о КГБ, о каких-то несуществующих группах, которые он сочиняет, чтобы забить файлы в КГБ-шных компьютерах и так далее.
Нашему року вообще свойственно выливание в некий образ жизни, в ее принцип. В чем-то я вижу это в своем брате.
А.Л.: О твоем брате мало кто знал до недавнего времени, когда записи ГО стали попадать в развитые культурные центры. Думали, что вы просто однофамильцы, говорили, что вы в страшной ссоре, что ты предал его анафеме за то, что он играет что-то жуткое… Вокруг вашего родства сложилась тоже своего рода мифология. Сказалось ли в творчестве Егора твое влияние?
Летов: Мне сложно определить, каким именно образом оно сказалось… наверное, негативным преимущественно. Ведь был период, когда Игорь жил в Москве. Ему было лет 19. Больше того, он даже играл в одной из «Поп-механик», играл в качестве перкуссиониста в 'Оркестре нелегкой музыки'… Я поначалу тянул его в свою сторону. Но у него были свои идеи. Он тогда увлекался психоделическим роком — ПИНК ФЛОЙД, Джимом Моррисоном. А музыка, которую я играл, была ему внутренне не близка. То ли он не выдержал этого напряжения, то ли пошел на решительный разрыв, но так или иначе он вдруг все бросил и уехал в Сибирь.
Мы не очень общались некоторое время, иногда переписывались, иногда нет, но особого напряжения в наших отношениях никогда не существовало. Конфликты — да, бывали. Он, например, очень осуждал меня за участие в ДК и вообще за контакты с Жариковым: Жариков — это «Память», антисемитизм и так далее. Мне стоило большого труда убедить его в том, что все не так просто и не так однозначно.
Конечно, то, чем он занимается, музыкально мне не слишком близко. Как музыкант, он не представляет для меня большого интереса, скорее он интересен как автор текстов и концепции.
А.Л.: А как ты относишься к его текстовой концепции?
Летов: Дело в том, что я интересуюсь другой поэзией. Политически ангажированная поэзия для меня
