язычеством, наука — над суевериями, мы — над совком; после того, как придёт понимание неодномерности развития и опасение выбросить отдельные ценные зёрна в 'хламе старья', будут смеяться над теми, кто раньше слишком огульно смеялся. Это уже культура XX века, культура демократии, — в одной статье предлагалось только её называть культурой, а всё остальное назвать цивилизацией, или традицией: мол, сейчас, чтобы быть культурным человеком, мало быть образованным и способным мыслить — надо постоянно переоценивать все культурные ценности, отрицать и утверждать культуру, надо 'жить в культуре'. Статья напечатана в 'Театре'(если мне не изменяет память), но аналогичные мысли встречались и в других источниках.[35]
Я чувствую, что необходимо остановиться. '…Остапа, что называется, «понесло». Обрисовывая свою «модель» культуры, я без оговорки и без всякого даже абзаца перешёл к её разрушению, развенчанию, раз… В арсенале 'интеллектуальных достижений человечества' скопилось столько всего, что можно выбрать самое простое и эффектное средство — выражение 'я вру'. Я вру, ибо абсурдно. Я верую, что я вру — я вру, что я верую.
'Я ВРУ' — замечательный словесно-логический парадокс. Смысл этого выражения жёстко детерМИНИРОВАН при его прикладыванию к любому тексту, кроме самого этого выражения в тексте. Я вру, что я вру — значит, я говорю правду. Но ведь чёрным по белому написано, что я вру. На колу мочало, начинай сначала. Я вру…
Сейчас я всё объясню, а пока приведу этот же пример в другом виде. Элементарная алгебра: — а‹›а (минус «а» не равно 'а'). Да здравствует всемирная креза! Да здравствуетттт! Это правило не срабатывает только в одном случав — при «а» равном «0». Не при биллионе, не при отрицательной, иррациональной или мнимой величине — при нуле. Смешно, опять смешно. «0» — это я, «0» — это человек. Учитель 'отца европейской философии', софист Протагор сказал популярную фразу 'Человек есть мера всех вещей'; сейчас её толкуют как угодно, только не в собственном значении. «0» — это лёд под ногами майора из песни Егора Летова, и одновременно с этим «0» — это ничто, «0» — это смерть. Природа майора боится пустоты. Попробуйте что-нибудь умножить на нуль — нуль всё уничтожит. 'Нуль пострашнее атомной бомбы' — сказал итальянский контркультурщик по кличке 'Окурок'.[36] Нуль не поддаётся анализу — он не делится. А если начать делить на «0», смотреть на мир глазами «0», то получится очень интересно — для алгебры майора на этом лежит самое страшное табу.
Вышенапечатанный абзац пошловат. Его содержание не претендует ни на искренность, ни на оригинальность, ни на истинность — все эти качества от лукавого; истина подразумевает «да» или «нет», 'плюс' или «минус», но не нуль. Люди, знакомые с экзистенциализмом, поймут мою неоригинальность и неискренность(ну и что?). Я пишу это для 'давешнего себя' (а пишется ли что-нибудь по-другому?),
Вернувшись к общепринятой точке зрения, я с наигранным пафосом задаю два риторических вопроса: вправе ли мы доверять нашему разуму, если его основа (логика языка) порочна? Вправе ли мы доверять науке и знанию, если уже в своих началах они дают бессмыслицу? Философская дискуссия на эту тему составит приличную библиотеку — только все это слова. Короче говоря, в нормальной жизни нормальных людей главным аргументом в пользу разума (а не контркультурного самоубийственного сумасшествия) является его польза, его центральное место, его позиция силы. Разум — это жизнь человека, разум — это целенаправленная деятельность, смысл — это цель. Можно долго крутиться в этом кругу взаимосвязанных понятий, но любая человеческая бесцельность, бессмысленность, бездеятельность (даже даосское не- деяние) железно связаны с разумом, целью и т. д. Это всё одна шайка-лейка, 'евклидова геометрия' жизни, культура. Но интеллект человека способен задаться вопросом: в чём смысл жизни? Нет его. Логический парадокс 'я вру', — а‹›а и т. д. — то же самое, что смысл жизни. Способность человеческого интеллекта задуматься над этим гарантирует ему будущее самоубийство. Человечество может сколько угодно долго уходить от ответа, но всё к тому идёт.
Если бы бога не было, то следовало бы сказать: бог умер. Жизнь человечества — его прозревание. Но жизнь — это культура, контркультура — это смерть. Контркультура — это прозревание ослеплением психоделической «революции», это «кубики» вливаются в вену Хендрикса, это Роттен кричит: 'Ноу фьюча!', а французские Иваны Помидоровы переворачивают Латинский квартал. Кто такой Иммануил Кант по сравнению с Джимом Моррисоном — не более чем мальчишка. Такие вот дела. Смерть не «трагична», не «возвышенна», не «смешна», не «амбивалентна», не 'отдаёт пошлятиной', не 'прекрасна', — до тех пор, пока её не убивает (точнее, не 'оживляет') культура… Попытки преодолеть смерть (во всех отвлечениях от неё, в обещании загробной жизни, в лживом гарантировании вечности человечества) противны до того, что могут отбить всякую охоту умереть. Какая мерзость — самоубийство по какой-нибудь причине, 'из-за несчастной любви' или прочей 'давшей трещину' жизни! Надо, надо умирать по утрам и вечерам, а неумершим, живым — стыд и срам, стыд и срам. Таскать вам нас — не перетаскать.
И я, брут, туда же — незаметно для себя перешёл к эмоциональному (следовательно — жизнеутверждающему) тону. Превратился в эдакого хеви-металлического демона, а сущность сего образа — фантазия страха, фантазия инстинкта самосохранения, фантазия жизни. Переходя к более строгому стилю изложения, я в последний раз позволяю себе быть истеричным: 'Братцы, подонки-ублюдки, врубающиеся в рок! Читайте умные книжки, которые сейчас начинают издавать, слушайте кого-надо, а не всяких популярных козлов (наших и зарубежных), перестаньте заниматься всякой ерундой'.
Так вот, над контркультурой не властны ни логика, ни диалектика, ни лингвистический или структурный анализ, ни иррациональное постижение — ничто. Однако, как я уже говорил, культура издревле пыталась её приручить (в «Гамлете», у Толстого, в романтизме и т. д.); если принять целью повышение авторитета контркультуры, то почти все «жемчужины» культуры можно записать в её послужной список, — но тогда придётся закрыть глаза на трусость этих «жемчужин». Куда там принц Датский пришёл? Почему его история названа трагедией — ну, погиб человек случайно, а вы всё опошлили. Смерть — такая штука, что она… Контркультуру нельзя приручить, хотя не раз казалось, что это возможно. Культура, подстраивающаяся под контркультуру, видна по трусливым заячьим ушам. Иногда они вместе присутствуют в чём-либо — ну и что? Они независимы друг от друга: Башлачёв гениальный поэт (мало ли у нас было гениальных поэтов?), дело не в том, хорошие у него стихи или плохие — в них выражен взгляд человека уже почти «оттуда»; 'Я сумел бы выжить, если б не было такой простой работы жить?. Глядя на контркультуру из различных «окошек» культуры, можно увидеть:
1) она — закономерный этап развития культуры и всей земной цивилизации, либо:
2) она — извечный составной элемент — '-'-'-'-'-, либо:
3) она — старо- или новоявленный антагонист — '-'-'-'-'-'-'-'…
Пережёвывать эти темы можно долго. Можно также затеять дискуссию на страницах УРлайта — бесполезность её очевидна, но разве это веская причина не начинать её? Мы-то всё понимаем, вы — тоже. В конечном счёте всё упирается в сущность человека, а она выражается одним коротким парадоксом — Я ВРУ.
Примечания
1
Это интервью было взято у Дмитрия Селиванова Романом Неумоевым в 1988 году, в период, когда тот был гитаристом ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ. Вероятно, что оно было единственным в его жизни. — ред.
2
