очнулись ото сна: — Но от моего голоса, и только лишь от него, вы не сможете отстраниться! Внимайте моему голосу! Он проникнет в тайные уголки вашего сознания, разбудит все возможности, скрытые пока от вас самих и мира! Он передаст вам великие знания, дарованные Атлантиде Сынами Небес! И вы понесете их по миру во имя света и добра!
Несколько дней длилось это странное обучение. Ни ученики, погруженные в глубокий транс и недвижимо сидящие на полу, скрестив ноги и расслабленно опустив руки, ни сам Верховный жрец, никто из них не мог прервать обучение и покинуть сумрачный, прохладный зал. Голос Микара звучал беспрестанно, он вещал и вещал о тайнах мироздания, о законах земных и космических сил, имеющих единство происхождения, о великой магии геометрии и алхимии, лежащих в основе всеобщей магии человечества, о тайнах многих других наук и искусств.
К исходу третьих суток силы стали покидать Верховного жреца, он вдруг ощутил полное бессилие и упадок не только мыслей, но и чувств. Казалось, что и сам он погружается в состояние, подобное состоянию его учеников, временами он уже не воспринимал и смысла собственных речей. И хотя, как ему казалось, он ничтожно мало передал знаний ученикам, Микар все-таки решил на достигнутом прекратить обучение. Он полагал, что в его миссию вмешались Высшие силы, не дающие ему больше ни физических, ни духовных возможностей для продолжения обучения. Значит, хватит и того, о чем он им успел поведать. Оставалось только надеяться на надежность выбранного им способа передачи знаний, потому что обучать молодых людей обычным способом посредством лекций у него не было времени.
Ученики полностью пришли в себя, когда Верховного жреца в зале уже не было. Тот понимал, что в момент окончательного выхода из прострации, никакой внешней, сдерживающей эмоции силы быть не должно, и потому оставил учеников одних. Впрочем, на случай необходимого вмешательства за дверьми зала неотступно находился один из старейших служителей храма, память которого хранила несколько подобных сеансов, хотя и не таких многочисленных. Седур знал, как тяжело бывает людям вернуться в бытие, бывали случаи, когда приходилось едва ли не насильно поить учеников усыпляющим напитком, дабы избежать всплесков эмоций и чувств, нежелательных в подобной ситуации.
Седур пристально наблюдал за молодыми людьми. Он видел, как постепенно их тела начинали расслабляться и выходить из напряженной и трудной для их конечностей позы скрещенных ног. Они, придя вдруг в себя, с изумлением озирались вокруг, не понимая, где находятся и кто рядом с ними. Обычно в этот момент и проявлялись нежелательные эмоции по отношению к окружающим, которые зачастую воспринимались ими враждебно. Но в этот раз Седур вздохнул с облегчением: то, к чему он всякий раз готовился мучительно и тяжело, среди этих людей не произошло. Никто из подвергшихся обучению не проявлял и тени враждебности к своим сотоварищам, напротив, они, осознав свое присутствие в доме Верховного жреца, приветливо и доброжелательно приветствовали друг друга, и вдруг, вспомнив сам процесс обучения, принялись оживленно обсуждать случившееся, перебивая один другого, делиться впечатлениями. Пока они не могли встать, затекшие ноги не слушались, расслабить их было непросто, а попытавшиеся в один миг выпрямить свои конечности застонали от боли.
Седур понял, что им все-таки понадобится его помощь, если не для устранения негативных эмоций, то для расслабления их измученных тел. Резко распахнув двери, он предстал перед учениками с вытянутыми вперед руками. Не говоря ни слова, он подходил к каждому из них, не касаясь руками их онемевших колен, лишь приближая ладони к ним, он направлял чрез них какой-то странный ток, от которого вздрагивали мышцы, и расслаблялись. Ученикам казалось, что ноги сами, против их воли, расслабляются и вытягиваются, при этом каждый из них ощущал блаженство неизъяснимое.
— Все вы устали, — обратился к ученикам Седур, когда покончил со страданиями последнего из них, — ваши тела требуют отдыха. Я провожу вас в опочивальни, подготовленные для каждого из вас, и вы погрузитесь, наконец, в долгожданный и исцеляющий сон. А теперь поднимайтесь! Смелее! Боли больше нет!
Они поднялись несмело, шагая нетвердо и неуверенно, словно только обучаясь ходить, потянулись за Седуром, чтобы через несколько мгновений впасть в долгий и благотворный для их потревоженного сознания сон.
Но Микар и после этого не оставлял их без присмотра. Он не входил в их опочивальни, он присутствовал подле них незримо и неосязаемо, чтобы понять, насколько же выбранные люди, вооруженные им знаниями, смогут выполнить великую и трудную миссию.
Своим оком мудрости он стремился узреть предстоящие в их жизни события. Пред его взором вставали то картины их встреч с какими-то полуголыми людьми с пиками в руках, громко и пронзительно приветствующими атланта, судя по всему, принимая его за божество, то картины строительства огромных пирамидальных сооружений, величественных дворцов и храмов, то он видел людей, наблюдающих за ночным небом, стремящихся среди мириад звезд рассмотреть их истинное расположение к земным событиям. Он понимал, что знания Атлантиды все равно найдут применение среди народов, пусть, конечно, далеко не все, но некоторые дойдут до людей, будут им полезны.
Средь картин с великой болью душевной видел он и костры, освещавшие своим пламенем, казалось, само небо, а в них среди прочих, свертываясь, словно от боли, горели древние манускрипты, некоторые из тех, что с трепетом он берег долгие века и с тревогой за их судьбу отдал он своим ученикам накануне бедствия. Велик, велик будет урон от разрушения! Нестерпимо больно было его душе осознавать эту предстоящую невосполнимую утрату. Великие знания уже пролиты на землю Сынами Небес, и было бы наивно ожидать вновь свершения этого чуда, нет, знания эти уже не вернутся к неразумным детям земли. С гибелью Атлантиды шанс обретения знаний и света давался и другим народам, но некоторые из них, несчастные, погрязшие в вечном плену собственных материальных иллюзий, так и не воспользуются им.
Но не все манускрипты и книги, это он чувствовал ясно, постигнет печальная участь уничтожения от рук неразумных и темных людей, множество их все-таки будет сохранено, самые ценные из них просвещенные люди сокроют от посторонних глаз до поры, когда настанет, наконец, и их черед нести благодатные знания далеким потомкам.
В спящих под его кровом учениках он предугадывал разные предначертания: в одних он видел жрецов, проповедующих средь народа смысл великих истин, в других философов и ученых, слывущих провидцами своего времени, были маги и чудотворцы. Но одному из них было уготовано действительно удивительное будущее, красивому юноше с сердечной улыбкой и печалью несчастной любви в ослепительно черных глазах предстояло взойти в пантеон земных Богов, которые слыли таковыми за выдающиеся способности и невиданные для простых людей возможности. Имя его слегка исказит чужой язык, люди эти его нарекут Тотом, и станет он для этого народа Богом мудрости и великого знания, ибо научит он народ сей многим искусствам, а главное, строительству неразрушимых временем пирамид и храмов, из родной земли своей он принесет знание изготовления клипсидр, водяных часов, он научит их счету лет. Многие дела ему предстоит свершить в чужой далекой стране, путь в которую, да и сама жизнь в ней, не будут легкими для него. Но сердце его будет согрето великими знаниями и памятью о родной земле, где оставлено навсегда все самое дорогое для его сердца. Однажды став избранным, он с трепетом, как и Микар в своей жизни, понесет в сердце свое великое посвящение.
Просмотрев предстоящие события жизней своих учеников Микар успокоился, старания его не были напрасными, выбранные люди, как и следовало ожидать, оказались истинными посвященными. Он передал им все необходимые знания, вручил ценную кладь, теперь им самим предстояло шагать по земле, творя большие дела.
На другой день Верховный жрец вновь встретился с учениками. Они хорошо отдохнули, сон их был глубок и долог, все выглядели бодрыми и веселыми. Накануне их пробуждения Седуром по распоряжению Микара был приготовлен напиток забвения, который должен был на некоторое время слегка исказить реальность, придать ей в их сознании другие очертания. Чтобы горечь прощания с родиной не сожгла их сердца, им надлежало забыть на время об этом, увидеть свое путешествие в ином свете. Возвращение к реальности произойдет постепенно и незаметно, но за это время в потоке нахлынувших дел и забот они уже не так трагично станут воспринимать свое прощание с родной землей.
Микар еще раз окинул взглядом их лица. Он обратился к ним вновь, но не так, как в их первую встречу, мудрено и витиевато, а просто и сердечно, как к близким, родным людям. Он еще раз поведал им о их великой миссии, вскользь обмолвился о том, что зрит полный успех их будущих дел, он пожелал им
