использовать свои научные разработки для построения научно-философских концепций. Всегда метафилософия считалась разделом философии, и в нее не лезли люди науки.
В России Владимир Иванович Вернадский закладывает основы глобальной эволюции, создает концепцию общих закономерностей развития для неживого, живого и мыслящего вещества, говорит о закономерном переходе биосферы в ноосферу.[195]
К. Э. Циолковский, А. Л. Чижевский, Н. Г. Холодный, П. Д. Успенский и многие другие развивают близкие по смыслу идеи, объясняющие мироздание и показывающие направление развития Вселенной и человечества.
Уже при Советской власти это направление развивали ученые такого масштаба, как академики М. И. Будыко, А. Л. Яншин, Н. Н. Моисеев, В. П. Казначеев, профессора А. И. Субетто, А. П. Назаретян, А. Д. Урсул, B. C. Голубев, В. А. Зубаков, Р. К. Баландин, В. Н. Сукачев, И. М. Забелин, Л. Н. Гумилев… перечислять можно еще долго, но не нужно.
Впрочем, русский экологизм и русский глобализм тоже никуда не исчезли в советской науке… И сказать о них тоже можно немало.
Н. Н. Моисеев говорил о русском космизме как о «неясном народном ощущении», которое проявляется в разных областях жизни. Это как единый поток русской культуры, видный в литературе (Л. Н. Толстой, Ф. И. Тютчев, В. Иванов, М. И. Ломоносов, даже Ф. К. Сологуб) и в изобразительном искусстве (М. Чюрленис, Н. К. Рерих), и в музыке (А. Н. Скрябин). Это же народное мироощущение породило и другие явления «внутри» философии и науки.
Да, такой «космистский» поток в русской культуре был. Он есть даже сейчас, но ослаб… Потому что исчезла питавшая его туземная Россия.
Вот только называть его «русским космизмом» неточно — он и не совсем русский, и уж тем более не космизм. Это — универсализм, видение мира как единства, характерное для любой традиционной культуры. Мир как целостность видели не только русские туземцы, а вообще все туземцы на всем земном шаре — и в этом их качественное отличие от европейцев.
В этом смысле можно (и нужно) говорить о полинезийском, об африканском и, допустим, цейлонском «космизме». Другое дело, что никто в традиционном обществе и не пытается доказывать очевидное: представления о мире как о единой целостности и о человеке как части мира. Вот когда такая туземная система представлений сталкивается с европейской системой мира, расчлененного на части, видимого как хаос и как склад не связанных между собой явлений… Вот тогда для туземцев наступает время утверждать свою систему представлений и ценностей.
Начинается модернизация, и европейская культура как бы «накладывается» на мир людей, несколько поколений сохраняющих прежнее целостное мироощущение. Возникает «раздвоение сознания» вполне в духе русского дворянства XVIII, русской интеллигенции XIX веков. Эти европейски образованные люди частично продолжают осмыслять мир и чувствовать, как туземцы, и они-то выражают универсальное мировоззрение. Назовите его любым словом: «докапиталистическое», «доиндустриальное», «аграрное», «неевропейское», «восточное», «туземное»… От слов мало что изменяется.
«Космизм» впервые выражен в Англии XVI века, и он очень «русский» по духу. Проповеди Джона Донна совершенно ясно показывают: в Англии утверждается нововременная культура. Разорванность мира, трагическая отделенность людей друг от друга и от остального мироздания начинают требовать специального осмысления и порой — духовного противоборства. Джон Донн сумел выразить именно это состояние: ужас стихийного «космиста», мир которого разрывается на части.
«И не спрашивай никогда, по ком звонит колокол, потому что он звонит по тебе!» — могучая поэзия проповедей Джона Донна не была понята современниками, — нововременная культура тогда была на подъеме.
Но не случайно поняли и полюбили его отдаленные потомки. К середине XX века в Англии пришло время осознания своей целостности (и тем самым время Джона Донна).
Позже представления «космизма» были выражены в Германии XVIII — начала XIX веков (т. е. в начале немецкой модернизации) А. Гумбольдтом, проявились в большом числе явлений немецкой культуры того времени. В. И. Гете — писатель никак не менее «космический», чем Ф. М. Достоевский или Л. Н. Толстой. Характерно — он-то и прославился в веках.
Но нигде больше модернизация не длилась так долго, как в России, нигде больше несколько поколений народа не жили в условиях незавершенной, продолжающейся модернизации.
Растянутость во времени русской модернизации сделало «космизм» столь заметной частью мировоззрения нескольких поколений. Модернизация России проходила по границам сословий. Тот тип мироощущения, который уже начал исчезать в верхушечных слоях русского общества, возник и утвердился в трех поколениях, для которых модернизация пришлась уже на годы Советской власти.
Совершенно прав Н. Н. Моисеев, говорящий о русском космизме как о народном мироощущении. Поколениями российские ученые и литераторы умели высказать это мироощущение вслух и выразить на языке литературных произведений и научных исследований.
Туземная Россия никогда не смогла бы произвести такой прорыв в науке, философии, литературе. Но этого не смогла бы сделать и европейская Россия без туземной. То, что мы называем «культурным феноменом XIX века», порождено обеими цивилизациями — их взаимодействием, переплетением, постоянным контактом.
Не хочется быть мрачным пророком, но боюсь, самое плодотворное время русской науки, философии и литературы уже миновало — именно по этой самой причине.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Долгожданный суд потомков
Слишком поздно настает:
Перед нами средь обломков
Жизни прерванной полет.
Страница истории перевернута. Русская модернизация закончилась. Она затянулась, русский образованный слой за поколения привык жить в Стране Вечной Модернизации. Мы привыкли быть безответственными интеллигентами, поучающими и власть и народ.
Теперь нам придется быть не «вождями народов», а скромными специалистами.
Это хорошо. Теперь нас не развратит омерзительная власть над крепостными, мы не почувствуем себя чужаками в собственной стране, не будем вынуждены пресмыкаться перед властью, вымаливая медный грош.
И нам самим не придет в голову палить из пушек по деревням, чтобы заставить крестьян сажать картошку, или завести крепостной гарем. И Салтычихи больше не будет, ее вовремя посадят в сумасшедший дом или в тюрьму.
При всех издержках — все равно хорошо.
К тому же нас не будут окружать замордованные русские туземцы. Интеллигенции нет, но и народа больше нет. Двести лет русский народ то пассивно хоронил все попытки его переделать, то оскаливался пугачевщиной. Теперь все даже недавние потомки «народа» — русские европейцы с разной квалификацией. Некому подпустить нам «красного петуха», повесить «поближе к звездам»; нам не устроят революцию, больше всего напоминающую набег орды Батыя на цивилизованные страны. Наших детей не утопят в уборных на наших глазах.
…Но только вот кого мы будем теперь поучать? Кого поведем к сияющим высотам прогресса? Кого
