И главное, он серьезно думал, что в эти 'покушения' поверят. Шеварднадзе, окончивший восемь классов и больше ничему никогда не учившийся, хотел своим ведьмовским балаганчиком всю нацию, весь мир одурачить. Сначала читающий по бумажке комсомольский вожак, потом эмвэдэшник-самоучка, постигший одну-единственную вещь — власть это деньги, добравшийся до высших постов через кровь, лесть, подлость, стукачество, — что могло родиться в его голове? Всегда посредственности, политические карлики плетут жалкие, приземленные, насквозь просматриваемые интрижки, играют не в шахматы, а в пятнашки и при этом до отупения верят в собственную гениальность.
Шеварднадзе не первый и не последний купился на миф о самом себе как о 'великом глобалисте', 'белом лисе' и 'геостратеге', который создали для него инструкторы из ЦРУ. Но костюмчик оказался велик, и щуплого грузина принялись подтягивать и накачивать терминами и умными выражениями лица, затыкая щели ватой. Из милиционера-прапорщика получился поседевший, глубокомысленно-величавый горец, с приятным акцентом вещающий о 'новом мышлении'. Но суть осталась та же, и его элементарно дурили, облапошивали, использовали, как истуканчика, умеющего говорить через отверстие в голове. Он произносил с трибун речи — и неумно, по-варварски разваливал Союз, писал с помощниками статьи в журналах — и задарма, кусками распродавал страну, проводил переговоры на высшем уровне — и примитивно, как лакей, исполнял заокеанские приказания. Он и рад был придумать что-нибудь сам, да только ума не хватало, и оттого в нем вскипали ненависть, людоедская страсть к разрушению. Неблагодарный, вероломный Шеварднадзе терзал Союз за те унижения, которые он перенес на дороге Тбилиси-Кремль.
Шеварднадзе мерил мир и людей по себе, и всех, кто выше, лучше, умнее его, укладывал в свое прокрустово ложе, безжалостно рвал плоть, драл тело, взирая на это осатаневшими выпуклыми глазами. Не зная, как 'цивилизованно, по-западному' покончить с Союзом, он приходил в ярость и наносил реликтовые, пещерные удары наотмашь, чтоб мозги вышибало. Карабах, Вильнюс, Сумгаит и его же Грузия. В Тбилиси толпа собралась — не пожалел, отдал приказ, танки на них кинул, из Кремля своими щупальцами дотянулся и сжал мертвой хваткой горло каждого из тысяч демонстрантов, как вирус, вживил в их кровь ненависть к русским солдатам, к России, к Союзу.
Кровь 9 апреля — на Шеварднадзе. Навеки, не смыть ее.
А на следующий день была панихида, и он напяливал на свой рукав траурную повязку, затягивал потуже, чтоб не сдернули, и все растирал пальцами глазные яблоки, чтобы вызвать слезы. Слезы не шли, и он бешено тер их, — так, что они становились пунцовыми, и на панихиде люди в ближних рядах шептали: 'Вампир…'
Сильнее всех ненавидеть страну могут только те, кто сам выкормлен ею, кому эта страна дала жизнь, язык, власть, славу. Эта ненависть невыразима словами, она на бессознательном уровне разъедает человека, превращая его в патологическое чудовище. Шеварднадзе как раз из таких — ненавидел Советский Союз люто, и даже книгу про эту ненависть написал — 'Мой выбор', но рационально объяснить причины ярости своей он не в состоянии. Все, на что он способен, когда слышит где-то название великого государства, это лишь твердить одно и то же, как старый параноик: 'Я разрушил СССР! Я разрушил!..'
А потом он дорвался до Грузии — родной, приветливой, сытой — и не оставил от нее камня на камне, ввергнув народ в гражданскую войну. Словно бешеный волк в отаре, он набрасывался на каждого, чтобы заломать, разгрызть до костей. Бойня в Осетии, резня в Абхазии, террор в Мегрелии, ненависть к Аджарии, разорение в Западной Грузии, хаос в азербайджанских и армянских районах на востоке, — в стране не осталось уголка, куда бы ни дотянулась его кровавая лапа. Седьмой год проливает кровь — не ради дела, даже не для славы, а лишь чтобы удержаться на троне, устоять на чужих головах и не сорваться в адскую бездну. И, как это суждено ничтожеству, ничего не выиграл, потерял треть территории, пустил прахом идею грузинской государственности.
Шеварднадзе разорил Грузию и распродал ее по дешевке как покоренную страну — с гражданами, с землей, с нажитым богатством. Он проник в каждый грузинский дом, и сквозь ночь в каждом оконном проеме чудятся его неподвижные, навыкате глаза. Грузинские сыны воюют друг с другом, грузинские дочери торгуют собой на панелях Стамбула, отцы лишены памяти и пенсий, матери в черном проклинают убийцу. Он предал благоденствие Родины, опустошив виноградники, стерев с лица земли заводы, разбомбив курорты и мандариновые рощи. Где былая слава Пицунды? Во что превратился Сухуми? Что стало с Цхинвали? Воды Риони в крови, Ингури превратилась в пограничный поток, Кура петляет меж трупов в поисках нового русла.
Славят его, почитая за своего, лишь чернокнижники, маньяки и содомиты, правя бал, безнаказанно наслаждаясь своим временем, устраивая оргии в центре Тбилиси под телевизионными софитами.
Шеварднадзе — враг Грузии, предатель своего народа. Шеварднадзе — воплощение посредственности на троне, губящей себя и все вокруг. Шеварднадзе — уже не человек, он превратился в вурдалака, чьи органы отказываются подчиняться природным установлениям. Мозг его — искривленный, гипертрофированный на затылке, испещренный прожилками сосудов, заполняющих мозг ночными кошмарами и новыми дьявольскими кознями. Руки в волдырях от кипятка, которым он каждую ночь пытается смыть проступающую кровь — чужую кровь. Тщедушная грудь, не вмещающая сердце, задыхается от ужаса, жилами чуя неотвратимую смерть в муках. Его обессиленные чресла, сгоревшие в буйной похоти, уже остывают и таят. И лишь выпученные глаза изверга и предателя еще шарят в подступившей темноте, тщась предугадать неминуемый удар расплаты.
Конец Шеварднадзе предрешен — скорый, бесславный, страшный. Его раздавят, как клопа, для него не найдется могилы. Тело его превратится в грязь, а душа, отягченная бесчисленными грехами, камнем падет в адский мрак, где вечная кара и скрежет зубов.
