— И да, и нет. Как и все мы. К одним доверчивы, к другим — подозрительны... Часто ошибаясь и там, и там.
В прихожей раздался звонок, Апыхтин вздрогнул и почему-то посмотрел на Юферева. Тот оставался невозмутимым и лишь удовлетворенно кивнул, услышав звонок.
— Наверное, пришла машина, которую я вызывал. Их надо забрать... Экспертиза, то-се... Опять же жара.
— А причем тут жара? — не понял Апыхтин.
— Жара — это плохо, — Юферев не решался сказать, чем плоха жара в таком положении. Он лишь выразительно посмотрел на Апыхтина, и тот понял, кивнул, и ему опять стало плохо. Не поддержи его Юферев, он свалился бы на кухонный пол. Наполнив водой чашку, из которой совсем недавно Апыхтин пил водку, капитан с силой плеснул воду прямо в лицо Апыхтину. Тот вздрогнул, тряхнул головой, открыл глаза.
— Простите, — сказал он. — Я хочу посмотреть...
— Надо ли?.. Зрелище... Даже наши ребята, насколько уж закаленные...
— Надо. Апыхтин с трудом поднялся, оперевшись рукой о стенку и шагнул в комнату. Юферев хотел было поддержать его, но с удивлением убедился, что в этом не было надобности. Апыхтин прошел с неожиданной твердостью.
Из прихожей уже входили какие-то люди с носилками. Апыхтин старался не смотреть на них, все они были вестниками смерти, он опасался запомнить их, запомнить их глаза, выражения лиц. Он боялся увидеть чувства, которые ему бы не понравились — любопытство, интерес к нему, к пострадавшему банкиру, интерес к квартире, к мебели.
Поэтому он смотрел только вниз.
Подошел к Кате, снова опустился перед ней на колени. Теперь он уже внимательнее всмотрелся в ее лицо, всмотрелся в рану — ему почему-то нестерпимо хотелось посмотреть на рану. Это было страшное зрелище. Нож, видимо, был чрезвычайно острым, и голова, как показалось Апыхтину, была почти отделена. Да, это сделал сильный человек, и нож у него был чрезвычайно острым. “Большой нож, — подумал Апыхтин, — это не какой-то там перочинный, нет, нож профессиональный, с массивной ручкой, с большим отточенным лезвием. И убийца был выше Кати, он был гораздо выше ее...”
Перед Апыхтиным вдруг явственно предстало все происшедшее, он не хотел видеть этого, усилием воли пытался вытолкнуть эту картину из сознания, но не удалось, и он смирился, сдался и как бы согласился увидеть заново сцену убийства...
Катя открыла дверь, увидела убийц, поняла, что это убийцы, бросилась в глубину квартиры, не на кухню, она бросилась к Вовкиной комнате, закричала, чтобы предупредить, но убийца настиг ее, левой рукой сзади обхватил ее лицо, закрыв рот большой сильной ладонью, а правой полоснул по горлу ножом. И тут же, чтобы не пачкаться в крови, бросил ее на пол, на этот вот ковер, и она умирала у него на глазах, не в силах произнести ни звука, только хрипы звучали здесь, только хрипы и клокотанье крови. Она билась здесь, на этом ковре, умирая — угол ковра под ее ногами был сдвинут, сбит в сторону.
И Вовка, потом был Вовка... И его смерть увидел Апыхтин, и уже не сопротивлялся своему воображению, не останавливал его, даже подталкивал, поощрял. Услышав крик матери, он выглянул из своей комнаты, может быть, даже выскочил из нее на крик и увидел, он увидел, как тот человек полоснул ножом по горлу матери, увидел, как хлынула кровь. Все произошло очень быстро — Катя закричала еще в прихожей, в ту же секунду из своей комнаты выбежал Вовка, а в это время тот человек уже догнал Катю, уже зажал ей рот большой сильной ладонью и в ту же секунду провел, хорошо так, сильно, с хрустом провел ножом по горлу. Вовка бросился в свою комнату, он пытался подпереть дверь спиной, остановить убийц, но что, что он мог сделать... И они воткнули ему что-то в висок, капитан говорит, глубоко воткнули.. Что это было? Штырь какой-то, отвертка, спица... Нет, не спица, там такая рана, что может войти палец... И Вовка тоже дергался в агонии, лежащая у его кровати на полу подстилка сбита в сторону...
АПЫХТИН ПОДНЯЛСЯ и прошел в маленькую комнату, где лежал Вовка. Опустился на колени, прижался губами к его окровавленной голове, провел руками по волосам...
Сзади подошел Юферев, положил руку на плечо.
