«Милая Катя! У меня все хорошо, дело движется… Очень тяжело, что я не знаю, как ты живешь… Держись мужественно, все опять будет, как и раньше. Когда-нибудь я вернусь и мы нагоним все, что упустили…»
Было ему тогда тридцать восемь лет.
Поступил вызов Р. Зорге в Москву для инструктажа. И вот он в Москве в июле 1935 года. Кате, работавшей на заводе «Точизмеритель», дали отпуск. Она уже бригадир.
«Они будут сидеть на диване. Уютно светит лампа под зеленым абажуром. Здесь все просто, даже бедновато…
Сейчас они мечтают с Катей о том времени, когда у них будут дети. Ика хочет иметь детей. Его идеал — стать добрым семьянином, заняться наукой, воспитывать детей, быть всегда рядом с милой Катей. Они придумывают имя будущего ребенка».
Из Японии Р. Зорге писал ей: «Помнишь ли ты еще наш уговор насчет имени?!!» Они мечтали быть вместе, всегда вместе… Разве они не заслужили этого права?»
Тогда начальник Разведывательного управления обещал переселить Катю из полуподвального помещения в хорошую квартиру. Это обещание он выполнил уже после отъезда Рихарда Зорге 16 августа 1935 года.
В Токио Р. Зорге получил от Кати письмо, в котором она сообщала, что ждет ребенка. Он был счастлив и сразу же написал ей:
«Я очень волнуюсь, как ты все выдержишь… позаботься, пожалуйста, чтобы я сразу получил известие…»
Но вскоре пришло печальное известие, что ребенка не будет. Впервые Рихард почувствовал себя старым.
Для них обоих был очень тяжелый период. Но если для Зорге чрезвычайная занятость не давала времени для мучительных раздумий, то для Екатерины Александровны потеря ребенка, одиночество были невыносимыми.
В этот период он писал:
«… Здесь очень тяжело… Я здесь ужасно одинок. Как не привыкаешь к этому состоянию, но было бы хорошо, если бы это можно изменить…
Я тебя очень люблю и думаю о тебе, не только когда мне особенно тяжело, ты всегда около меня…»
На встрече летом 1936 года курьер, прибывший из Москвы в Шанхай, куда к нему приехал Р. Зорге, рассказал, понимая, что творится в душе Рихарда, об Екатерине Александровне и привез «бодрое» письмо от нее. Но Рихард знал: бодрость Кати искусственная и виной тому он.
«В своем письме он задавал Кате вопрос «не лучше было бы, если она не встретила бы его?» Но тут же добавлял, что «хотя знаю, что я все больше и больше привязываюсь к тебе и более чем когда-либо хочу вернуться домой, к тебе».[75]
Курьер, который встречался с Р. Зорге не первый раз, впервые увидел слезы на глазах бесстрашного разведчика.
В конце 1938 года Р. Зорге писал жене:
«Дорогая Катя! Когда я писал тебе последнее письмо в начале этого года, то я был настолько уверен, что мы вместе летом проведем отпуск, что даже начал строить планы, где нам лучше провести его, однако…»
Он надеялся, что все же их «пятилетняя мечта» жить вместе осуществится. Он написал ей об аварии с мотоциклом, после которой он выжил чудом, получив многочисленные переломы. Но он уже целый год не получал от нее вестей.
В связи с ухудшением состояния здоровья в декабре 1940 года Р. Зорге обратился к руководству Разведывательного управления с просьбой предоставить ему отпуск на полгода.
В ответ ему предложили воздержаться от приезда. Он получил новое задание. В своем письме Р. Зорге писал:
«Дорогой мой товарищ! Получили ваше указание остаться еще на год. Как бы мы ни стремились домой, мы выполним его полностью и будем продолжать здесь свою тяжелую работу. С благодарностью принимаю ваши приветы и пожелания в отношении отдыха. Однако если я пойду в отпуск, это сразу сократит информацию…».[76]
Мне неизвестно, что в связи с отказом на его просьбу писал Р. Зорге жене. Можно только предполагать, что его утешения для Кати мало облегчали затянувшуюся разлуку.
Но то, что на самом деле лежало в основе отказа на обоснованную просьбу Р. Зорге, было страшной правдой тогдашней действительности. И хорошо, что ни он сам не знал этой «правды», ни Екатерина Александровна. Его уберегла от нее страшная для него японская действительность, завершившаяся его казнью, а ее — не менее страшная «бериевская правда».
Как сейчас стало известно, новое руководство ГРУ, сменившее уничтоженное Ежовым и Берием прежнее, хорошо знавшее Р. Зорге, самостоятельно не решилось принять решение о «подозревавшимся» Р. Зорге и запросило НКВД. Ответ гласил однозначный смертельный приговор разведчику:
«По нашим данным, немецкий журналист Зорге Рихард является немецким и японским шпионом, поэтому после пересечения государственной границы СССР он сразу будет арестован советскими органами…»
Думаю, что приезд Рихарда Зорге в Советский Союз, который стал его Родиной и о безопасности которой он заботился был бы для него куда большей трагедией, чем казнь в Японии. Там он шел на смерть сознательно как патриот, а здесь его превратили бы в ничтожного иностранного шпиона, последнего отброса общества, недостойного доброй памяти народа.
В Японии сохранилась его могила и достойная всемирного уважения надпись на могильной плите:
«Здесь покоится Герой, который отдал жизнь в борьбе против войны, за мир во всем мире»
А если бы Берия и его палачи получили в свои руки этого разведчика, они бы не только истязали его самыми изощренными пытками, но, ничего не добившись, захоронили бы в безвестной братской могиле вместе с другими загубленными ими искренними патриотами земли нашей.
Свидетельством тому и трагическая судьба его жены Екатерины Александровны Максимовой — Зорге.
Она ничего не знала о судьбе мужа, о том, что он арестован. Неизвестность была для нее очень мучительной. Она привыкла изредка получать от него ласковые письма, из которых видела, как сильно он ее любит, и сердцем понимала, как она ему необходима. Их чувства были взаимными и даже на далеком расстоянии смягчали боль разлуки.
Но бериевская печать ненависти легла и на нее, его палачи решили отыграться на бедной женщине, коль скоро их кровавые руки не успели дотянуться до ее мужа.
Когда японцы арестовали и судили Р. Зорге, он думал:
«Бедная Катя… Хотя бы одну — единственную весточку от нее! Это скрасило бы последние дни…
Не мог знать Рихард, что Кати больше нет в живых».[77]
«Осенью 1942 года ее арестовали. При обыске нашли крестик, карту Москвы и тетрадь стихов. Потом 9 месяцев одиночной камеры на Лубянке и приговор к высылке.
Родственникам Катя писала из ссылки, что перед отправкой в ссылку с ней разговаривал сам Лаврентий Берия. Он сказал, что с мужем все в порядке»
Из этой краткой констатации можно представить, что выпало пережить Екатерине Александровне за те девять месяцев в одиночной камере. Ведь ее неоднократно вызывали на допросы палачи-следователи, очевидно добиваясь компрометирующих показаний на мужа.
А ссылка? Вот несколько слов из сохранившихся двух ее писем к родственникам:
«Мама, пишите мне чаще, ради Бога, если не хотите, чтобы я сошла с ума. Ведь столько времени ни от кого ничего не слышала. Верю, что опять буду «на коне». Лишь бы не сдохнуть сейчас и продержаться…»
