– Что-нибудь опять сочинил?
– Честное слово!.. Я был на педсовете.
– Когда перестанешь врать? – возмутился Саша.
– Честное слово!..
Не сговариваясь, они повернули от дома, прошли по деревянному мостику, переброшенному через канаву, заросшую крапивой и кипреем, и вышли на дорогу. Саша шел по-взрослому, сцепив сзади руки. Вид его выражал явное недоверие товарищу. Миша же для большей убедительности размахивал руками, забегал вперед и виновато заглядывал Саше в глаза. Он рассказывал все, что слышал на педагогическом совете, и кончил с искренним раскаянием:
– Честное слово, Саша, я не думал, что причиню такую неприятность Александру Александровичу! Я просто хотел пошутить…
– Ну, насчет этой шутки мы достаточно говорили вчера на собрании. Ведь тебя, по существу, Александр Александрович взял под защиту, а то бы вкатили тебе предупреждение… Тебя все это чему-нибудь научило или нет?
– Нет, – вдруг искренне ответил Миша. – Я только сегодня кое-что по-настоящему понял.
Саша уловил неподдельную правду в словах Миши и смягчился.
– Поздно понял-то! – вздохнул он.
– Поздно! – согласился Миша. – Я как ребенок с запоздалым развитием. До меня все позднее, чем до всех, доходит. Я и сегодня опять, Саша, такую штуку выкинул, что не сказать… Вот сейчас только понимаю, как плохо сделал.
– Что опять? – спросил Саша.
Они подошли к дому Коноваловых, и Саша предложил Мише посидеть на скамейке в палисаднике.
Они сели и прислушались к докатившемуся до них шуму поезда. У людей пожилых этот шум рождает обычно грусть, а у таких молодых, как Миша и Саша, – стремление птицами взметнуть ввысь и полететь далеко-далеко…
Поезд отгремел, и наступила обычная, знакомая до мелочей тишина осеннего села.
Саше показалось, что Миша раздумал признаваться в совершенном проступке.
Но Миша заговорил:
– Сегодня опять меня черт попутал… Шел в школу, забежал на почту. Вижу – кабинка с телефоном свободная. Заскочил в нее, позвонил в районо и говорю: «Звонят из облоно. Едет к нам в район, в командировку, писатель Шолохов. Просим поприветить». Говорю басом да так гладко. Слышу, сам Михайлов у телефона. Пристал: как да что. А я трубку поскорее повесил да бежать. Не знаю уж как, но весть эта все село облетела. На педсовете тоже о приезде Шолохова говорили…
Теперь Саша долго молчал и думал: что это за человек Миша Домбаев? Совершит глупость, потом сам не рад и готов искренне раскаиваться.
– Ты вот что, Михайло, если фантазия у тебя бьет фонтаном, пиши рассказы, что ли, или сказки, как дед, а в жизни брось свои сюжеты разыгрывать. Вот написал бы рассказ о падении межпланетного корабля – и не стал бы на поле врать… Или о том, как в район приехал знаменитый писатель. – Саша вспомнил разговор со Стешей и добавил с усмешкой: – Или о племяннике польского короля…
– Ты все шутишь! – рассердился Миша. – А как же Александр Александрович?
– Вот раньше и надо было умом пораскинуть, а то мыслишки у тебя коротенькие, как у Буратино. Напакостил ты Александру Александровичу изрядно и всей нашей бригаде, но теперь ничего уж не поделаешь.
– Не поделаешь… – согласился Миша.
– А ты воздерживайся от подобных вещей, – посоветовал Саша.
– Постараюсь воздерживаться, – покорно согласился Миша и честно добавил: – Если смогу.
– «Если смогу»! Тоже комсомолец! Билет-то не стыдно в кармане носить?
Миша промолчал.
– Ну, ладно. Пора по домам, – сказал Саша и встал со скамейки.
Миша быстро исчез в темноте, а Саша в раздумье остановился у ворот.
«А как же Александр Александрович? Неужели это правда? Если он слышал все то, что говорила Алевтина Илларионовна, он может уйти из школы!»
Эти мысли не давали покоя. Хотелось посоветоваться со Стешей. Он дошел до угла и пересек небольшой пустырь, ведущий к переулку, где стоял Стешин дом. В окнах не было света, но в открытой калитке белело чье-то платье.
– Стеша! – радостно крикнул Саша, и сердце его забилось.
Никто не ответил.
Он приблизился к дому и увидел Людмилу Николаевну. В темноте можно было уйти незамеченным, но это было не в Сашином характере.
– Здравствуйте, Людмила Николаевна! – сказал он. – Я думал, это Стеша.
– Стеша спит, – неприветливо сказала Людмила Николаевна. – А тебе я советую не шляться по ночам и вообще забыть дорогу к нашему дому.
И она ушла, хлопнув калиткой.
«Ты можешь повторить?»
Любые неприятности или забываются совсем, или кажутся незначительными, как только переступишь порог родной школы. Какое там – переступишь порог! Не успеешь увидеть издали знакомое здание, куда привела тебя мама лет десять назад, как горести от тебя отходят. Где уж тут печалиться, когда со всех сторон к школе бегут такие же, как ты, ребята, твои друзья, увлеченные школьными делами, радостями и заботами!
Саша вошел во двор школы, и вчерашнее смятение, испытанное у дома Стеши, сразу же в нем улеглось. «Буду встречаться с ней в школе, позову к себе домой. К ним больше не пойду». Он с ожесточением пнул подкатившийся к его ногам футбольный мяч. Мяч взвился вверх и, ко всеобщему восторгу ребят, скрылся в открытом окне учительской.
Дружный хохот раздался во дворе, но тотчас же и смолк. В окне показалась рассерженная Алевтина Илларионовна. В одной руке она держала злополучный мяч, в другой – книгу.
– Кто это сделал? – прерывающимся от негодования голосом спросила она.
– Я, – сказал Саша. – Простите, пожалуйста!
– Он нечаянно! – зашумели ребята. – Он и не играл с нами.
– Без защитников! – возвысила голос Алевтина Илларионовна. – Коновалов! Пойди сюда!
Саша побрел в учительскую.
– Теперь ни за что не отдаст мяч, вредная она, – бросил Саше вслед Пипин Короткий, главный футболист школы.
Штаны его висели на заборе. Он был в трусах и в синей майке. На голове у него топорщилась кепка, надетая козырьком назад.
Кому из вас не случалось, провинившись, стоять перед учителем и выслушивать, как он вас отчитывает! Сейчас это испытание держал Саша.
– Ты, Коновалов, должен прежде всего помнить, что ты есть секретарь комсомольской организации школы, – говорила Алевтина Илларионовна. – Во-вторых, ты знаешь, что пользуешься большим влиянием на ребят, следовательно, ты должен подавать им только хорошие примеры. – Алевтина Илларионовна с удовольствием прислушивалась к своей гладкой речи. – А ты что делаешь? – Мысли ее перенеслись в недалекое прошлое. – Ты на днях почти всю бригаду увел с поля… А теперь попал футбольным мячом куда? Прямо в учительскую!
– Учиться хуже стал, – вставила чертежница Вера Павловна, круглолицая, румяная девушка, и взяла в руки журнал, чтобы подкрепить свое замечание оценками.
Но в это время звонок возвестил о начале уроков. Он запел сначала на верхнем этаже, затем внизу и наконец захохотал весело и отрывисто на улице, а потом точно захлебнулся, кашлянул и затих.
– Иди! – строго сказала Алевтина Илларионовна. – И чтоб я тебя больше не видела в таком… виде.
«Вероятно, она хотела сказать: в таком жалком виде, – думал Саша, пробираясь в толпе ребят в свой класс. – Действительно, в этой виноватой позе, в этом молчании есть что-то жалкое, унизительное.
