Не говори мне о любви

произойдет очень скоро. Как бы она ни относилась к условиям Мэгги, завещанные деньги придутся весьма кстати. И тем не менее кое-что все-таки надо уточнить. Во-первых, надо подумать, как строить отношения с Брентом Форрестом. Завтра же с утра она повидается с ним и выставит свои условия…

Утром Эмму разбудил визг пилы. Она скатилась с широкой кровати и бросилась к окну. Встав коленями на подоконник, она увидела широкую спину Брента, пилившего яблоню, в которую она врезалась накануне.

Эмма с трудом сдержала слезы. Яблоня всегда была под окном, посаженная еще до ее рождения, а ей хватило всего нескольких секунд, чтобы погубить ее. Надо будет посадить другую, немедленно решила Эмма и тотчас вздохнула, вспомнив, что ей придется просить денег у того же Брента, а это было ей совсем не по душе.

Еще несколько минут она наблюдала за ним, невольно восхищаясь легкостью, с какой он орудовал пилой, не делая ни одного лишнего движения.

Прижав руки к груди, Эмма стала размышлять о нем. До этой минуты она видела в нем только врага, но ведь она совсем ничего о нем не знает. Все в городе поют ему дифирамбы, Мэгги обожала его, если сделала своим душеприказчиком.

Интересно, он работает или нет? И если работает, то почему это никак не сказывается на его времяпрепровождении? Когда она так неудачно «затормозила», возвращаясь из конторы мистера Армстронга, он делал себе сандвич, значит, работает где-то рядом с домом или вообще не работает.

– Контора мистера Армстронга! – вдруг воскликнула Эмма и спрыгнула с подоконника.

Расстроенная условиями завещания, потом аварией, она совсем забыла о письме Мэгги. О ее втором письме. Эмма принялась за поиски, разбрасывая все кругом, пока не добралась до сумочки.

Она вынула письмо, под визг пилы вскрыла конверт и достала из него листок бумаги. Он оказался без даты, как и предыдущее письмо, и от него точно так же пахло «Кашмирским букетом», до боли знакомым запахом.

Эмма стала читать:

«Дорогая Эмма, надеюсь, ты не очень сердишься на меня из-за завещания. Я знаю, как ты мечтала сделать карьеру. Помнишь, мы много об этом говорили, когда ты была еще ребенком. Понимаю, что это важно для тебя, и мне совсем не нравится просить тебя повременить год и приглядеть за моими кошками, но если ты останешься, то через год унаследуешь все. С деньгами делай все, что хочешь, лишь бы мои кошки не голодали. Если ты откажешься от наследства, их непременно надо усыпить. Мне больно писать об этом, но если ты не захочешь или не сможешь заботиться о них и у тебя возникнут трудности, обратись к Бренту. Он хороший добрый человек, и я бы оставила кошек ему, но, увы, это невозможно по понятным причинам.

Любящая тебя тетя Мэгги».

Эмма перечитала письмо еще раз, особенно то место, где говорилось о Бренте.

– Черт возьми! – пробормотала она, складывая лист бумаги.

Эмма никак не могла отделаться от ощущения, что бабушка манипулирует ею из могилы. И почему, собственно, нельзя было оставить кошек Бренту? Он ведь и так ухаживал за ними. Мэгги во всем ему доверяла.

– Ах, тетя Мэгги, – вздохнула Эмма, – я не понимаю, что ты мне хочешь сказать о Бренте Форресте.

Размышляя над письмом, она вновь выглянула в окно. У нее больше не осталось никаких сомнений в том, что Брент принудил Мэгги изменить завещание, и от этого она все решительнее склонялась к тому, чтобы прожить год в Уэбстере. Ее взгляд остановился на доме Брента.

Эмма подошла ближе к окну и стала его внимательно изучать, не упуская ни малейшей детали. Прежде ей это не приходило в голову. Несомненно, Брент привел его в порядок. Эмма помнила, как покосившийся дом летом зарастал высокой травой. Вместе с домом Брент получил в собственность акр земли на берегу реки, где она часто играла, будучи ребенком. Теперь здание было заново выкрашено в нежно-голубой цвет. Брент сделал новое крыльцо и засадил сад розовыми кустами, которые вполне могли соперничать красотой с ее собственными, то есть с кустами Мэгги. Повернув голову, она увидела сверкающую металлическую ограду. Вновь ей послышался собачий лай, и в первый раз ей пришло в голову: уж не Брент ли завел этих шумных животных?

Решив немедленно высказать ему все, что намеревалась, Эмма соскочила с подоконника и, на ходу сбрасывая короткую в цветочек ночную рубашку, отправилась в душ. Через полчаса она уже спускалась по лестнице в шортах и майке, с зачесанными назад короткими волосами. Позавтракав и накормив кошек, она решила выпустить их погулять. Насколько ей было известно, ленивые животные ни разу не покидали комнату со времени ее приезда. Но ведь им нужно движение. Эмма открыла дверь и выпустила их на задний двор, окруженный живой изгородью.

Когда она вернулась в кухню, взгляд ее упал на кувшин, в котором мистер Петерсон приготовил чай со льдом. Поддавшись неожиданному порыву, она налила чай в высокий стакан и вышла на улицу.

Пока она пересекала двор, не сводя глаз с Брента, ей вдруг пришло в голову, что она любуется игрой мускулов на его плечах и спине, которые, наверное, окажутся твердыми и гладкими, если к ним прикоснуться, хотя она совершенно не собиралась этого делать.

Подождав, пока он обрубит ветки с несозревшими яблоками с одной стороны ствола, она обошла дерево и встала прямо перед ним, чтобы привлечь его внимание. От неожиданности Брент застыл, не выключая пилу. Наконец, словно опомнившись, он отключил ток, и наступила тишина. Положив пилу на землю, он внимательно посмотрел на Эмму.

– Доброе утро.

– Доброе утро. Я подумала, что вы хотите пить. – Она протянула стакан.

Подняв одну бровь, Брент взял стакан и поднес его ко рту. Он даже закрыл глаза, с удовольствием глотая ледяной чай. Эмма затаила дыхание, глядя на его плечи, широкую грудь, покрытую темными волосами, живот, выгоревшие до белизны джинсы. По всей видимости, они действительно выгорели, а не были куплены такими в угоду моде. Джинсы туго обтягивали узкие бедра…

Эмма чуть не вскрикнула, сообразив вдруг, на что устремлен ее взгляд, и подняла голову. Брент уже выпил чай и тоже смотрел на нее, прикрыв глаза необыкновенно длинными ресницами. Он явно развлекался, а она растерялась.

– Спасибо, – поблагодарил он, возвращая стакан.

Он наклонился, чтобы вновь взяться за пилу, но Эмма движением руки остановила его.

– Мы можем поговорить? – торопливо спросила она, стараясь побороть смущение.

– О чем? – Он поднял голову.

– Об этом, например. – Она показала на яблоню. – Я бы хотела посадить другую.

Он кивнул, и солнце вспыхнуло в его каштановых волосах.

– Хорошо. Вы ведь ее сломали, так что это будет справедливо.

Он не собирался облегчать ей разговор.

– Еще я хотела бы кое о чем спросить вас. О моей тете. Почему все-таки она именно вас сделала своим душеприказчиком?

– А я-то все ждал, когда вы зададите мне этот вопрос, – пробурчал он.

– Лучшего времени мне не найти…

Эмма замолчала, услышав истеричный вопль кота и лай собаки, нарушивших утреннюю тишину. К ним присоединились другие коты и кошки. Шум доносился с ее собственного заднего двора.

– Что это?..

Брент бросил пилу и побежал на шум. Эмма последовала за ним.

Когда они распахнули калитку и ворвались внутрь, то их глазам предстало нечто невероятное. Кошки бегали по двору по кругу, подгоняемые крупной рыжевато-коричневой собакой, грозно лаявшей на них; Эмма сразу поняла, что это не взрослая собака, однако кошкам от этого было, по-видимому, не легче. Где-то неподалеку залаяли другие псы, давая знать о своем желании присоединиться к забаве.

– Прочь, паршивый пес! – воскликнула Эмма, включаясь в погоню.

Брент тоже что-то крикнул, но она не обратила на него внимания, собираясь собственными силами справиться со щенком.

Семейство кошачьих рыже-серо-черным клубком металось по двору, преследуемое лающим мучителем.