научными работниками филиала Академии наук и мечтали о сыне-ученом. Сын же учился кое-как, в свободное время не прикасался к книгам, а играл с ребятами в футбол и на баяне. Недавно он заявил, что будет лесником. Другие родители обрадовались бы увлечению сына, свели бы его со специалистами лесного дела, достали бы интересных книг. А отец и мать Тихона всеми силами принялись заглушать его увлечение. Они доказывали, что дело это никчемное, всю жизнь придется сидеть в лесной глуши: ни театров, ни людей. Но Тихона совершенно не пугало все это: к театру он был равнодушен, а люди ему казались везде одинаковыми – что в филиале Академии наук, что в управлении лесного хозяйства.
Последнее время родители Тихона немного успокоились. «Дурная мысль» о лесном хозяйстве взбрела, мол, парню в голову по молодости и со временем исчезнет. Они и не подозревали, что сын серьезно заинтересовался лесным делом, прочитал уже не одну специальную книгу. И поездка в колхоз увлекла его, главным образом, возможностью встретиться здесь с лесником, посмотреть его хозяйство.
Тихон долго молчит, потом начинает наигрывать какую-то грустную мелодию.
– А ты где живешь, Павел? – спрашивает Ваня.
– На улице Красных Зорь.
– Ой-ей-ей! Расстояньице до школы приличное. Значит, ты не относишься к нашему району? Зачем же ты перешел к нам?
Все хорошее, что заключал в себе этот тихий вечер, мгновенно ушло. Павел ненавидел ложь. Он привык говорить лучше горькую правду, чем выкручиваться выдумкой. Но правду сказать невозможно.
– Да так случилось, – неопределенно говорит он.
Вскоре Павел уходит, ложится на свою постель и, не поужинав, засыпает.
– Тебе не показалось, что мы чем-то обидели Павла? – шепчет Тихону Ваня, укладываясь спать.
Но Тихон никогда не замечает таких тонкостей.
– Нет, не показалось, – отвечает он. – Спать захотелось – вот и не стал ужинать.
Но слова Тихона не убеждают Ваню. Он долго лежит с открытыми глазами и перебирает в памяти разговор с Павлом. Нет, решительно ничего не сказали ни он, ни Тихон, на что можно было бы обидеться. «Просто у Павла тяжелый характер», – решает он. Но Павел понравился ему с первого взгляда. И Ваня думает о том, что хорошо было бы подружиться с ним. Кажется ему, что Павел может быть хорошим другом. А такого друга у Вани нет. Почему нет? Он и сам не знает. С первых классов Ваня то староста, то комсорг, а в прошлом году выбрали его секретарем комсомольской организации школы, несмотря на то что был он восьмиклассником. Привык дружить со всеми сразу, а одного друга – настоящего – у него пока еще не было.
3
Утро мрачное и холодное. Воет ветер по бескрайным просторам полей. Они тянутся до горизонта, однообразные и унылые, подернутые легкой дымкой тумана.
Мальчики вооружились лопатами. Они неумело подкапывают гнезда картофеля, оставляя клубни в земле или перерезая их. Рыжая ботва ровными рядами ложится по межам.
Девочки собирают картофель в большие корзины с двумя ручками, ссыпают его в кучи и первые часы не переставая удивляются огромной величине картофелин.
– Ребята, смотрите, какой поросенок! – кричит Рита, с трудом поднимая одной рукой картофелину чуть не с голову величиной.
– Вот это да! – восторгается Ваня.
Рита давно уже бросила картофелину в корзину, прикрыла ее другими и вместе с подругой высыпала картофель в кучу, растущую с каждой минутой ввысь и вширь. Но восторженная улыбка все еще не сходит с лица Вани. Он стоит, все так же вонзив лопату в землю, положив на черенок скрещенные руки, а на руки подбородок.
– Не иначе, раздумывает, откуда такая картошка берется! – хихикают девочки. – Спящая красавица!
Римма Владимировна разгибает уставшую спину:
– Зайцев! О чем размечтался? Задерживаешь девочек!
– Да, правда, задерживаю, – отвечает Ваня, поспешно наступая ногой на лопату.
Павел работает по соседству с Ваней. Он молчалив, невесел. Ему не хочется ни говорить, ни двигаться. Ему хочется спать, спать, спать, как почти всегда в последнее время.
В полдень у дороги останавливается полевая кухня.
– Обед! Обед! – бурно радуются ребята, бросают где попало лопаты и корзины, бегут под горку к ручью умываться.
Как хорошо сидеть на просторе бескрайнего поля, с миской горячего супа на коленях! Умело или нет он приготовлен – кто его знает! Но после шести часов работы невозможно припомнить что-либо вкуснее этого супа с крупно накрошенной картошкой, с пшенной крупой и с жирными кусочками баранины.
Павел аккуратно завертывает в бумагу немытую миску.
Около него останавливается Рита. На ней коричневое, измазанное землей пальто с поясом, на ногах теплые носки и туфли. Голову, как русские молодухи, она повязала серым в крапинку ситцевым платком. В руке у нее надкусанный турнепс.
– Хочешь? – спрашивает она и улыбается. – Сочный и сладкий!
– Хочу! – говорит Павел, хотя и равнодушен к сладкому.
– Ну, тогда бежим! Там целое поле турнепса.
Они бегут сначала по картофельным межам, потом пересекают дорогу, пробираются в мелких лесных зарослях и выходят на поле турнепса. С двух сторон поле огибает другое, больше чем наполовину убранное, еще такое непривычное в Сибири, – поле кукурузы.
Павел никогда не видел, как растет кукуруза. Он останавливается и рассматривает толстые стебли, поднимающиеся выше его головы, длинные отвислые листья, напоминающие листья комнатного цветка – амариллиса.
– Походит на пальму, а идет на силос, – говорит Рита. Она стоит на поле турнепса, и ботва закрывает ей ноги до колен.
Рита и Павел рвут турнепс в обе руки, чтобы отнести ребятам.
– Он хорошо утоляет жажду и вкусно хрустит на зубах, – смеется Рита. У нее задорно морщится короткий носик и в глазах прыгают веселые искорки.
Обратно они идут медленно. Павлу хочется, чтобы этот путь был как можно длиннее, потому что ему нужно поговорить с Ритой, многое спросить у нее. Но он молчит. Заговаривает не он, а она:
– Ты кем хочешь быть?
– Не знаю.
Павел отвечает искренне. Когда он думает о будущем, ему рисуется темная, беззвездная ночь.
– Не знаешь? – удивляется Рита. – А я педагогом. Что? Неинтересно?
– Почему? – пожимает плечами Павел. – Если влечет к этому делу, то интересно. Но я бы не мог быть педагогом.
– Почему? Разве неинтересно воспитывать человека, помогать избавляться ему от всяких недостатков?
– У тебя что, мать учительница?
– Нет, отец педагог. А у тебя?
– Мама у меня работает воспитательницей в детском саду. А отца нет. Впрочем, есть, но он ушел от нас, когда мне было двенадцать лет.
– Ушел! – с возмущением и ужасом говорит Рита. – И ты его любил?
– Очень любил. Больше всех на свете.
Рита с состраданием смотрит на Павла.
– Знаешь, Павел, – говорит она, – как бы я хотела быть такой, как Макаренко! Вот бы дали мне колонию малолетних преступников, и я бы их перевоспитывала…
Яркая краска заливает лицо Павла.
– Думаешь, это легко? – говорит он. – Трудно перевоспитывать не только настоящих преступников, но даже и тех, кто случайно совершил преступление, потому что и у этих на душе такой мрак, такое отчаяние…
