лесных стрелков вдоль всех троп расставляли. Так что увидел, как в зарослях что шевельнулось, — падай на землю сразу, потом разберёмся. Промедлишь — стрела в горле обеспечена.
Гном опомнился первым.
— Р-родгар! Дык, позабавимся! — взревел. Аргнист и глазом моргнуть не успел, а Двалин уже на голову островерхий шлем нахлобучил, одним движением поверх мокрой куртки кольчугу натянул — кольчугу не простую, всю дивно мерцающую, мягко струящуюся, словно и не из металла вовсе, а из тонкого шелка соткана. Одна такая вещица целого состояния стоила, королю лишь по карману, да и то не всякому… Подгорный народ такие доспехи куда как неохотно продавал.
Презрев опасность, Двалин бросился вперед, прямо на зловещий шар, нимало не заботясь, последует за ним Аргнист или нет. Сотник с плеча лук сорвал: прежде чем дело до рукопашной дойдёт, слово своё должны стрелы сказать.
Первая из них свистнула над самой головой гнома, ударив точно в середину жучиного шара, и с лёгким звоном отскочила от панциря надкрылий. Шар дрогнул, покатился вперёд, и тут на него вихрем налетел Двалин. Секира гнома ослепительно сверкнула, с хряском врезавшись в неподатливую плоть стеноломов. Шар мгновенно распался. Жуков-то, жуков — Хедин Отец Наш! — штук сорок, не меньше. Да и как деловито и сноровисто окружают!..
Эх, гном, гном, слишком рано вперёд ты полез. Глядишь, я ещё пару-тройку жучар подстрелил бы… а теперь только на копьё вся и надежда. Никогда раньше не катались стеноломы шарами, никогда не нападали на людей в таком числе…
Аргнист едва успел на помощь Двалину. Копье старого бойца проткнуло самого шустрого из жуков, остальные расступились, словно опешив, и человек плечом к плечу с томом приняли неравный бой.
Драка оказалась жаркой. Аргнисту пришлось бросить копьё — стеноломы подобрались почти вплотную — и отбиваться топором. Сталь со звоном отлетала от синеватых надкрылий.
Снежные лоскутья побурели от щедро льющейся коричневой крови, жвалы крошились о железо доспехов Двалина, рукава и полы куртки Аргниста мгновенно превратились в лохмотья..
Жуки нападали умело, стремительно, со всех сторон. Число их уменьшилось почти наполовину, но и силы Аргниста тоже иссякали. Твари бросались то справа, то слева, и с каждым разом уворачиваться становилось все труднее.
Дело было дрянь. В сердце змеей проскользнул холод смертной тоски. Неужто вот так, по-глупому, весной, из-за мальчишеского желания на ток глухариный сходить?.. Двалин тоже примолк — смекнул, видно, что тут все всерьёз и дыхание надо беречь. Теперь лишь злорадно рычал, когда секирой очередного стенолома надвое разваливал.
Аргнист размозжил морду ещё одной твари и вытаскивал ушедший в землю топор, когда у Двалина, похоже, терпение лопнуло, и он сделался если не настоящим берсеркером, то очень на него похожим. Гном взревел, как три тысячи пещерных василисков сразу. Забыв обо всём, он ринулся вперёд, предостерегающий крик Аргниста пропал даром. А стеноломы, конечно, этому подарку негаданному очень даже обрадовались. И всем скопом навалились на Двалина со спины.
Как ни кряжист и коренаст был том, однако и он не удержался — рухнул, погребённый под грудой синевато-стальных тел. Аргнист бросился было на выручку — другие стеноломы остановили. Грамотно, по всем правилам взяли в «клещи», так что пришлось топором отмахиваться, на месте без толку стоя…
И, наверное, стал бы этот бой последним и для не в меру отважного гнома, и для старого сотника, но в самый последний миг, когда вроде бы и надежды не осталось, свистнула откуда-то из сплетения сосновых ветвей нежданная белооперённая стрела. За ней вторая, третья, четвёртая…
Они летели одна за другой, неведомый лучник выпускал их так ловко и быстро, что никто и глазом моргнуть бы не успел, а за первой белой молнией уже и следующая спешила. Стрелы эти с легкостью пронзали почитаемые непробиваемыми крыльевые панцири; не прошло и нескольких мгновений, как страшный ком распался, рассыпался синей окалиной мертвых тварей.
Двалин остался лежать ничком, неподвижный и окровавленный.
Все уцелевшие жуки с похвальной поспешностью бросились наутёк. Краткое время спустя на поляне, кроме Аргниста и гнома, оставались только мертвые стеноломы.
Хуторянин так и не смог уловить момента, когда их спаситель появился на опушке, — еще мгновение назад там стыли в недвижности сосновые ветки, а теперь, глянь-ка, у крайнего ствола стоит высокая стройная фигура в тёмно-зелёном плаще с прорезями для рук, длинный и тонкий лук странного белого дерева взят на изготовку.
— Эй, целы вы там? — Голос полон тревоги, но чувствуется и ещё некая внутренняя мягкость, столь несвойственная грубым и жёстким местным охотникам. Незнакомец кошачьей поступью двинулся через поляну, склонился над Двалином, и лицо его тотчас вытянулось. — Проклятье! Худо дело… Яд в раны попал… Торопиться надо!
Аргнисту и самому видно — плох гном, куда как плох, краше в домовину кладут. Шея, руки, ноги — всё, что железом кольчуги прикрыто не было, стало сплошной раной, да ещё и на глазах чернеющей. Хорошо, пальцы рук целы… Между колец доспеха с пугающей быстротой скользили алые струйки; стрелок отложил белый лук и склонился над Двалином.
Только теперь старый сотник смог как следует разглядеть незнакомца. Лицо правильное, чуть вытянутое, с высокими, хорошо очерченными скулами; от уха до уха аккуратная бородка курчавится, недлинная, темно-русая — девки такие любят. Брови срослись на переносице, а под ними холодновато поблескивают непривычно удлиненные глаза — серые, спокойные. Удивительно спокойные, словно и не было только что здесь кровавого боя, словно не хрипит у тебя на руках том, кровью истекая… И где это ты только так стрелять выучился, парень?! И откуда это у тебя такие стрелы, что панцирь стенолома пробивают, словно гнилую рогожу?.. И лук у тебя странный, хотя в Галене какого только заморского товара не встретишь.
Гном истекал кровью, глаза его закатились. В три руки стащили с Двалина сперва кольчугу, а затем залитую кровью алую куртку из кожи горной змеи. Незнакомец только присвистнул при виде жутких ран и споро взялся за дело.
Сперва добыл из сумки какие-то порошки и снадобья, но потом веко впавшему в забытье гному приподнял, губы сжал и всё добро своё — в сторону. Ладони на окровавленную грудь гнома положил — пальцы длинные, тонкие, как только меч такими держит? — и по лицу гримаса боли прошла. Раз руками над ранами прошелся, другой, третий… Аргнист смотрел и чувствовал, как у него ум за разум заходит.
— Да ты никак колдун, парень? — с невольным уважением прохрипел Аргнист.
Глянь — а кровь уже остановилась, страшные раны на глазах затягивались, пугающий черный цвет исчезал. Видывал когда-то и Аргнист подобное — в Галене. Главный придворный чародей его величества Игнарона проделывал…
— Ничего особенного, — незнакомец проговорил устало. Пот со лба вытер. — Теперь твою руку давай глянем…
Целитель ловко вспорол лохмотья, оставшиеся от рукава куртки Аргниста. Рана вроде бы и небольшая, а успела и загноиться, и почернеть. В гвардии-то лечить стали бы просто — мечом чуть пониже плеча рубанули бы, да и весь сказ.
А тут… Диво дивное, да и только. Ладонь колдуна, не касаясь, над самой кожей прошла — и чудовищный нарыв тотчас прорвался, гной вскипел, словно вода в котелке, открылась здоровая розовая кожа…
— Вот и все. — Волшебник обессиленно сел прямо в снег.
— Позволь теперь мне помочь тебе, мастер. — Аргнист захлопотал вокруг своего спасителя. Заклятья творить — то дело не шутейное, всякий знает.
— Благодарю, мне уже лучше, — тот открыл глаза. — Но гнома в тепло нужно скорее… Иначе он, боюсь, не встанет больше.
— От устроил себе! Тьфу, пропасть! Храбрый, а дурак. Ладно, дотащу уж его как-нибудь. Но а тебя-то как зовут, мастер?
— Зови меня Эльстаном. — Волшебник с некоторым трудом поднялся. — А теперь — за работу! Аргнист несколькими ударами топора снес пару молодых сосенок. На скорую руку смастерили некое подобие носилок, взвалили на них тома и, сгибаясь под тяжестью ноши, побрели к хутору.
