армии.
— Значит, вы сознательно об этом говорили, — загадочно заключил Микоян, — а я-то думал, что вы тогда оговорились.
Хрущев, напрягшись, слушал. Наверное, у них была договоренность, что Микоян задаст этот вопрос, который Хрущеву не давал покоя. А что, если в следующий раз Жуков возьмет сторону какого-либо нового Маленкова?
Не лучше ли не испытывать судьбу и поскорее освободиться от этого слишком строптивого министра обороны?
И последняя, почти невероятная версия. Ее приводит Д. Н. Суханов, бывший помощник Маленкова.
Так вот, Суханов поведал, что аресту Берии предшествовало два заговора. Первый готовил Берия на 26 июня 1953 года, намереваясь в этот день арестовать членов Президиума ЦК в Большом театре. Об этом намерении Берии знали и поддерживали его… Хрущев и Булганин.
Маленков, узнав по своим каналам о готовящейся акции, пригласил к себе Хрущева и Булганина и сообщил им, что ему все известно. Хрущев и Булганин подумали, что из кабинета Маленкова они уже не выйдут. Маленков сказал: они могут искупить свою вину только активным участием в аресте Берии. Оба дали согласие.
Суханов так описывает версию ареста Берии. Она полна потрясающих подробностей, не вписывающихся в известную картину ареста лубянского маршала.
Подняв Берию с кресла и завернув ему руки за спину, Жуков спросил у Маленкова:
— Может быть, арестовать и членов Президиума ЦК, бывших в сговоре с Берией?
Маленков не принял предложения маршала, за что впоследствии сильно поплатился. Ну а Хрущев якобы не мог забыть этой фразы Жукова.
Глава 2.
Первая опала
В то прекрасное июньское утро 1946 года вся Одесса высыпала на Дерибасовскую. Знаменитая улица, по которой должен был проехать маршал Жуков, утопала в живых цветах.
Напрасно восторженные горожане нетерпеливо ожидали появления правительственного кортежа, чтобы приветствовать прославленного полководца. Он проследовал к штабу Одесского военного округа другим, незаметным маршрутом.
На этом настояла Москва. «Никаких торжественных встреч!» — такое строгое предписание получил первый секретарь Одесского обкома партии А. И. Кириченко.
Руководство области терялось в догадках: что бы это значило? А уже к вечеру весь город обсуждал потрясающую новость: Жуков теперь будет жить в Одессе, командовать военным округом.
За что такая немилость?
В ночь с 31 мая на 1 июня Жуков спал плохо. Днем ему сообщили, что завтра состоится заседание Высшего военного совета. О повестке не было сказано ни слова, и это не предвещало ничего хорошего. Значит, снова у кого-то полетят головы.
Не исключено, что и его собственная. Мрачные предчувствия усилились после вечернего инцидента, когда на даче появились трое уверенных в себе людей в фуражках с синей окантовкой. Охрана преградила им путь. Услышав перебранку, Жуков, собиравшийся лечь в кровать, как был, в белой нательной рубахе, выглянул из спальни.
— Кто такие?
Старший представился. Им, мол, приказано произвести обыск на этой даче.
— Ордер! — сурово насупил брови Жуков. Ордера у троицы не было. Судя по всему, они понятия не имели, у кого намеревались производить обыск. Им назвали номер дачи в дачном поселке, вот они и пожаловали.
— А ну-ка вон отсюда! Немедленно покиньте помещение!
Вошедшие оторопели. Такого они еще не встречали. Обычно при виде их гэбистских околышей люди сникали.
— Вон! — гремел маршал. — Или перестреляю, как бешеных собак!
Угроза подействовала — наверное, поняли, кто перед ними. Ретировались в смятении.
Остаток ночи провел, обуреваемый тяжкими предчувствиями. Неспроста пожаловали эти архаровцы, неспроста… Наверняка что-то плетется.
В памяти всплыл начальник Смерша Абакумов — правая рука Берии, могущественный генерал с Лубянки, перед которым тряслись все военные. Сводит счеты? Не исключено.
В декабре сорок пятого года Абакумов прибыл в Берлин. Жукова проигнорировал: не представился по случаю прибытия, не доложил о цели приезда. Ладно, мы не гордые, переживем. Формально они были на равных — оба являлись заместителями наркома обороны. Жуков — как главнокомандующий советскими оккупационными войсками в Германии, Абакумов — как начальник Смерша, входившего тогда в систему НКО, хотя и располагавшегося территориально на Лубянке. У обоих был один начальник — нарком обороны товарищ Сталин.
Когда Жукову доложили, что Абакумов пачками арестовывает его генералов и старших офицеров, пришел в ярость:
— Доставить его ко мне!
Ничто так не сбивает спесь с московских паркетных генералов, как томительное ожидание в приемной. Продержав Абакумова в «предбаннике» пару-тройку часов, Жуков наконец велел впустить его в кабинет, и когда тот вошел, с ходу атаковал жесткими вопросами:
— Почему вы не изволили представиться мне как главнокомандующему советскими оккупационными войсками в Германии? Почему без моего ведома как главноначальствующего арестовываете моих подчиненных?
Лубянский генерал, хотя и был не робкого десятка, но струхнул основательно. Жуков не стал выслушивать его маловразумительный ответ о цели приезда и конфиденциальности поручения, властно прервал:
— Слушайте мой приказ. Первое: всех арестованных генералов и офицеров немедленно освободить из-под стражи! Второе: самому в течение двадцати четырех часов убыть туда, откуда прибыли! Приказ ясен?
Абакумов пытался возразить, что он все же как-никак начальник Смерша, замнаркома обороны, и с ним непозволительно разговаривать в подобном тоне, но Жуков, приподнявшись с кресла, угрожающе произнес:
— Если мне доложат, что приказ не выполнен, отправлю в Москву под конвоем!
Абакумов улетел в тот же день. Можно представить, что понарассказывал выдворенный таким необычным путем генерал своему патрону Берии, а может, и самому Сталину.
Выпущенные арестованные вернулись в свои армии и корпуса. Среди них было немало тех, кто накануне приезда Абакумова принимал участие в военно-научной конференции, которую проводил он, Жуков, и выступал на ней с основным докладом. Конференция проходила с 27 ноября по 1 декабря 1945 года в немецком городе Бабельсберге. Кроме командования армий, корпусов и некоторых дивизий советских оккупационных войск в Германии, туда приезжали и приглашенные из Москвы представители Генерального штаба и военных академий.
Да, с этой конференцией неладно получилось. Жуков, лежа в постели с открытыми глазами, досадливо поморщился. Хотел ведь как лучше: обобщить боевой опыт, пока свежи впечатления участников сражений, а недоброжелатели нашептали Сталину черт знает что. Приписывает, мол, Жуков себе все победы. Кремлевские друзья предупредили: Сталин затребовал материалы конференции и тщательно изучает основной доклад. Жуков перечитал его — вроде все нормально, крамолы как будто нет. За
