Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

семье.

4. Семья, в которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество конфискуется, а старший работник в семье расстреливается без суда.

5. Семьи, укрывающие членов семей или имущество бандитов, — старшего работника таких семей расстреливать на месте буз суда.

6. В случае бегства семьи бандита имущество его распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.

7. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.

Председатель полномочной комиссии ВЦИК Антонов-Овсеенко

Командующий войсками Тухачевский

Председатель губисполкома Лавров

Секретарь Васильев

Приказ прочитать на сельских сходах».

Из письма Сталина Молотову от 9 августа 1925 г.

(Написано в Сочи, где вождь был на отдыхе. «Тов. Молотов! Письмо прочти Бухарину» — говорится вначале.)

1) Как здоровье Фрунзе?

2) В какой обстановке убит Котовский? Жаль его, незаурядный был человек.

РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2809

П р и л о ж е н и е № 7. Из открытых источников

Из письма читателя А. Н. Донского автору книги

(Александр Николаевич Донской — доктор геолого-минералогических наук, ведущий научный сотрудник одного из киевских институтов.)

«Об убийце Котовского. Мой отец — Донской Николай Александрович (умер в 1953 г.) — в юности воевал в составе войск Котовского и поддерживал в дальнейшем отношения со своими боевыми товарищами.

По его словам, когда убийца Котовского вышел из тюрьмы (он сидел в г. Харькове), собралась группа котовцев, которые окружили его, а затем разошлись, оставив на земле задушенный труп. Дело замяли».

К. Бобров: «Я был трубачом у Котовского»

(Кирилл Владимирович Бобров — артист эстрады, конферансье. Родился в семье предводителя дворянского собрания в Екатеринославе. Во время Гражданской войны служил у красных, которые расстреляли его отца. Мать со старшим братом остались за границей.)

«Я стал беспризорным, шлялся по югу России. Мне сказали, что в Харькове есть детский приют, я пешком пошел туда и по дороге повстречался с бригадой Григория Ивановича Котовского. За конницей в фаэтоне ехала его жена. Она заметила меня, подобрала. Меня помыли, почистили и отправили в обоз. С этого и началась моя артистическая карьера.

Сначала я чистил картошку, потом меня решили сделать трубачом. Чтобы я не терзал людей своими упражнениями, меня отправляли с лошадьми в ночное. Одна из лошадей, когда я разучивал сигналы, подходила ко мне и начинала слушать. Звали ее Помидором. Когда я выучился трубить, Котовский сказал: «Т-тебе нужна лошадь». Я ответил, что лошадь уже нашел. Он распорядился: «Дайте Помидора т- трубачу».

С этого момента я уже был трубачом. Мне подогнали шинельку. Мне достали сапожки. Меня стали уважать».

(Из интервью журналу «Столица», 1992, № 15)

Часть 6 Споткнувшийся о жезл

Глава 1. Знак беды

Рано утром 23 апреля 1937 года заместитель наркома Михаил Николаевич Тухачевский в безукоризненно сидевшей на нем маршальской форме, источая запах хорошего мужского одеколона, спустился к ожидавшей у подъезда служебной машине.

Водитель, услышав звук хлопнувшей двери, сразу же увидел высокую статную фигуру своего пассажира и поспешно вскочил с места, чтобы загодя открыть дверцу автомобиля.

Тухачевский шагнул к застывшему в приветствии у открытой дверцы водителю, протянул ему руку, чтобы поздороваться, и вдруг, нелепо взмахнув ею, потерял равновесие и растянулся прямо на асфальте, покрытом тонким ночным ледком.

Шофер помог подняться, заботливо спросил:

— Не ушиблись, товарищ маршал?

— Да нет, вроде все в порядке, — смущенно произнес Тухачевский, ощупывая правый бок и сердясь на себя за досадный конфуз. — Наверное, не повезет сегодня. Плохая примета…

Водитель все перевел в шутку. И Тухачевский, войдя в свой кабинет, через несколько минут уже забыл о случившемся с ним происшествии. Маршал окунулся с головой в водоворот наркоматовских дел.

В три принесли папку с документами на визу. Тухачевский переключил телефоны на приемную, отпустил начальника секретариата, как-то странно взглянувшего на него, и раскрыл папку.

По установившейся традиции начальник секретариата формировал стопку бумаг по степени их важности. Наверху всегда оказывались самые срочные. На этот раз первым лежало спецдонесение Ежова, адресованное Сталину, Молотову и Ворошилову.

Тухачевскому в силу его служебного положения приходилось читать и визировать сотни страниц важнейших документов ежедневно. Читал он быстро, схватывая самую суть, зная, где ее искать. Пространные преамбулы, как правило, просматривал беглым, рассеянным взглядом.

«Нами сегодня получены данные от зарубежного источника, заслуживающего полного доверия… — машинально скользнул он глазами по первой строке машинописного текста, собираясь перевести взгляд в конец, где обычно излагалась суть дела, но, увидев дальше свою фамилию, впился в продолжение фразы: …о том, что во время поездки тов. Тухачевского на коронационные торжества в Лондон над ним по заданию германских разведывательных органов предполагается совершить террористический акт».

«Однако!» — недоверчиво хмыкнул Тухачевский. Но то, что он прочел дальше, говорило о серьезности намерений немцев. «Для подготовки террористического акта создана группа из 4 чел. (3 немцев и 1 поляка). Источник не исключает, что террористический акт готовится с намерением вызвать международные осложнения. Ввиду того, что мы лишены возможности обеспечить в пути следования и в Лондоне охрану тов. Тухачевского, гарантирующую полную его безопасность, считаю целесообразным поездку тов. Тухачевского в Лондон отменить. Прошу обсудить. 21 апреля 1937 года».

Тухачевский повертел в руках эту страничку, уже испещренную подписями читавших. В левом углу наискосок знакомым почерком Сталина красные карандашные слова: «Членам ПБ. Как это ни печально, приходится согласиться с предложением т. Ежова. Нужно предложить т. Ворошилову представить другую