исчезнет на большой дороге, где нет ни людей, ни жилища их, то никто не платит. В разных списках Правды встречаем уставы о процентах (резе), существовавшие до Владимира Мономаха и при нем изданные, о поклаже (даче имущества на сохранение), о долговых взысканиях: если заимодавец станет требовать с должника своих денег, а тот запрется, что не брал, то заимодавец выводит свидетелей, которые если присягнут, то иск его правый, то должник платит взятые деньги и, кроме того, за обиду; в некоторых же списках говорится: «если кто чего взыщет на другом и последний начнет запираться, то идти ему на извод пред 12 мужей». Если купец, взявши в долг деньги, потерпит убыток от кораблекрушения, рати или огня, то заимодавцы не имеют права требовать с него денег вдруг — он выплачивает им понемногу; если же должник пропьется или пробьется (вероятно, если истеряет имущество на виры или платежи за побои), или своим нерадением погубит чужое имущество, то от заимодавцев зависит — ждать уплаты или продать должника. Если последний будет должен многим, то заимодавцы могут вести его на торг и продать; вырученными деньгами прежде всего удовлетворяются иностранные купцы, гости, остальное делят свои заимодавцы; если же на должнике будут княжие деньги, то князь удовлетворяется прежде всех.
О наследстве в Русской Правде встречаем следующие статьи: если умрет простой человек, смерд, и сыновей у него не будет, то имущество его переходит к князю; если останутся у него дочери, то давать часть на них, какую — не сказано: впрочем, она зависела от князя; если же дочери будут замужем, то не давать им части. Если умрет боярин или дружинник, то имение нейдет к князю; но если не будет сыновей, то дочери возьмут. После признания князей в городах родоначальника заменил князь — Рюрикович, имение бездетного смерда переходило в распоряжение князя, дочь наследовала по старому обычаю, ибо ее назначение было оставить свой род для чужого; незамужняя женщина не могла быть самостоятельною владелицею, самостоятельным членом общества, как прежде не могла быть самостоятельным членом рода. Что имение могло идти только к сыновьям, а не в боковые линии, это было необходимо в описываемое время: родич, выделившийся из рода, прерывал с последним всякую связь, — ни он не имел права вступаться в общую родовую собственность, ни остальные родичи также не имели права вступаться в его имущество. Такое резкое выделение было необходимым следствием твердости родовой связи: кто нарушал эту связь, тот нарушал ее совершенно, становился совершенно чужим, ничего среднего быть не могло. Таким образом, означенное положение Русской Правды о наследстве служит признаком только что начавшегося перехода от родового быта, когда еще не выработались отношения по одной кровной связи, без всякого отношения к единству рода и к общему владению родовою собственностию: можно выразиться так, что это положение Русской Правды знаменует переход от родовых отношений к родственным. Так как выделы из родов по означенным выше причинам должны были происходить в описываемый период преимущественно в городах, то мы и почли приличным упомянуть здесь о положении Русской Правды относительно наследства, тем более что положение ее о наследстве после дружинника бесспорно носит признаки глубокой древности. Мы заметили, что имущество простого человека, смерда, шло к князю, потому что князь Рюрикович заменил для смерда прежнего князя — родоначальника, но вовсе не таково было отношение дружинника к князю. Дружинник был вольный слуга князя; первоначальную дружину составляли пришельцы, варяги, которые могли оставаться в службе князя, сколько хотели; они получали содержание от князя за свою службу; они не входили вместе со смердами в состав общества, они составляли особое от общества тело, которое общество содержало для собственной защиты; отсюда общество, казна общественная или княжеская, не могла брать имущества умершего дружинника, которое представляло не иное что, как жалованье, полученное дружинником за службу князю и земле; вольный дружинник, вступая в службу к князю, никак не мог согласиться, чтобы добытое им имущество на службе по его смерти отнималось у его дочерей и переходило к обществу, к которому он мог иметь только временное отношение; при этом очень часто могло случаться, что имущество это было им накоплено в других странах, на службе другому князю, другой земле. Мы назвали этот обычай относительно боярского наследства древним, отнесли его к описываемому периоду именно потому, что он предполагает особность дружинника, как пришлеца, могущего быть только временным слугою княжеским; это же отношение особенно было сильно в начале нашей истории. Из остальных положений о наследстве в Русской Правде читаем о праве отца при смерти делить дом свой детям; если же умрет без завещания (без ряда), то имение идет всем детям, которые обязаны дать часть по душе умершего; двор отцовский всегда идет меньшому сыну. Сестра при братьях не получала наследства, но последние обязывались выдать ее замуж. Жена, если остается жить с детьми, имеет право на часть наследства; но когда муж назначил или дал ей особый участок из своего имущества, то она уже не наследует вместе с детьми. Мать может разделить свое имущество между всеми сыновьями или же отдать его какому-нибудь одному, даже одной дочери; но если она умрет, не распорядившись, то наследство после нес получает тот, у кого она жила в доме, кто ее кормил и у кого она умерла. Из детей от двух разных отцов те и другие получают только наследство после своего отца; а если они от разных матерей, то наследство после своей матери. Если мать малолетних сирот пойдет замуж, то они с наследством своим поступают в опеку к ближайшему родственнику; отчим также мог быть опекуном. Опекун брал имение малолетних перед добрыми людьми и впоследствии обязан был возвратить его в целости вместе с приплодом от скота и челяди, имея право удержать у себя только проценты или торговую прибыль в награду за свои попечения. Если жена, давши слово сидеть по смерти мужа с детьми, растеряет имущество последних и пойдет замуж, то должна выплатить детям все ею потерянное. Жена имеет право оставаться по смерти мужа в его доме с детьми, и последние не смеют этому противиться. О незаконных детях встречаем следующее положение: «если будут у мужа дети от рабы, то они не имеют доли в наследстве, но получают свободу вместе с матерью». Очень важно было бы знать время появления этого устава. Вероятно, духовенство с самого начала старалось полагать различие между законными и незаконными детьми; но сомнительно, соблюдалось ли строго это различие во времена Ярослава. Любопытно, что устав обращает внимание на детей от рабы, признает их, хотя не совершенно: хотя лишает их наследства, однако дает им свободу вместе с матерью. Полное признание незаконности их не допустило бы устав обратить на них внимание.
На ком лежала обязанность приводить судебный приговор в исполнение, т. е. подвергать виновного наказанию, собирать пени, получать судебные пошлины, взыскивать частное вознаграждение и какие средства можно было употреблять в случае сопротивления со стороны осужденного — на все это нет достаточных указаний в Русской Правде. Но из других источников мы узнаем о важном значении при суде тиуна княжеского, от которого зависело решить дело право или неправо, наложить справедливую или несправедливую пеню, откуда заключаем, что тиун был приставником княжеским при суде, обязанным смотреть за исполнением устава. Кроме того, при судопроизводстве упоминаются еще слуги княжеские с разными названиями — ябедника, вирника, метельника, мечника (кажется, одно и то же), детского, отрока (кажется, одно и то же); встречаем и писца; в пользу этих лиц установлены были особые судные пошлины; кроме того, во время следствия дела они получали содержание на счет жителей того места, где производилось следствие. Наконец, в Правде встречаем статьи, которыми определяется пеня за то, если подвергнуть муке, телесному истязанию огнищанина, тиуна. мечника или простого человека, смерда, без княжеского приказания, следовательно, эти люди могли подвергаться телесному истязанию по приказу княжескому. Как поступал князь с людьми, входившими в столкновение с его властию, — видно из поведения Ярослава с дядею его, новогородским посадником Константином Добрыничем.
Рассмотрев содержание Русской Правды, во сколько при настоящей, очень неудовлетворительной обработке этого памятника можно им воспользоваться, мы обратимся теперь к нравам эпохи, как они представляются нам Правдою и летописью. Кровавая месть, частая возможность убийства в ссоре, на пирах, поступки Игоря с древлянами и древлян с ним, мщение Ольги, умножение разбоев при Владимире, поступки Добрыни в Полоцке с семьею Рогволода, потом с Ярополком, поведение Святополка — вот нравы языческого общества. Скорость к обиде и скорость к мести, преобладание физических стремлений, мало сдерживаемых религиозными и нравственными законами; сила физическая на первом плане — ей весь почет, все выгоды; богатырь, которого сила доведена в народном воображении до чудовищных размеров, — вот герой эпохи. В битвах личная, материальная сила преобладает, отсюда видим частые единоборства, в которых оружие не употребляется: борются обыкновенно, схватывая друг друга, желая раздавить и ударить об землю: оружие — это уже человеческое, искусственное, заменяющее животненную силу; при владении оружием требуется ловкость, искусство. С выделкою оружия в древности соединяли всегда понятие о мудрости, хитрости; в северных преданиях оружие куют обыкновенно карлы волшебники; эти существа лишены материальной силы, и, несмотря на то, оружие, произведение их искусства, их духовной
