Лишь когда Шалимов припомнил кое-что из матросского лексикона, Бабич с трудом отполз в сторону.
Идея сбросить гранату пришла в голову Шалимову. Семён вообще не хотел касаться взрывоопасного сюрприза «землячков». Сидя на камнях, он глядел на покрасневшие, изрезанные в кровь пальцы и постанывал от боли в беспощадно растянутых мышцах рук. Когда журналист сбросил вниз гранату вместе с камнем и вызвал грандиозный обвал, майор сначала поморщился, а потом одобрил действия своего спутника.
— Ладно, может быть, действительно, теперь они помедленней пойдут.
Пока Бабич приходил в себя, журналист пристально рассматривал одноклассника. За время таёжной одиссеи у майора отросла небольшая бородка, такая же сивая как его голова. При этом милиционер заметно похудел, и напоминал теперь не то больного викинга, не то очень пламенного революционера, пришедшего из тюрьмы. Особенно украшали его свежий шрам на лбу, подарок от 'лесного хозяина', да подрезанное осколком ухо, ещё в свежей, чуть кровящей коросте.
— Ты чего так смотришь? — спросил Семён, заметивший взгляд друга.
— Просто думаю, что с нами будет дальше. То, что мы их возьмём, я уже не сомневаюсь. Ты и Гималаи, нафиг, свернёшь, но этих поганцев достанешь. Но нагорит тебе тоже прилично.
— Да, в этом я и не сомневаюсь. Это в кино хороши такие 'подвиги'- Чак Норис, Брюс Уиллис. А у нас из этого 'крутого Уокера' начальство бы таких котлет наделало, он бы покойникам позавидовал.
— И что ж ты будешь делать, если тебя погонят из органов?
Семён равнодушно зевнул, откинулся спиной на тощий рюкзак и прикрыл глаза.
— Найду уж себе какую-нибудь работёнку. Сторожем, или вахтёром. Я уже сам стараюсь привыкнуть к этой мысли. Лишь бы больше ни кем не командовать. Вот это мне действительно надоело.
Журналист удивился, это как-то шло вразрез с прежними разговорами ретивого служаки.
— Да, ты, брат, развернул лыжи в другую сторону. То не могу без службы, то хрен с ней. Слушай, а кто-нибудь из этой банды ещё уцелел? Кроме этих, двоих, — он кивнул головой в сторону, куда ушли Лалёк и Матвей.
— Нет, — твёрдо ответил майор, — эти последние.
На время он отвязался от дотошного однокашника, но потом, не выдержав, Михаил задал ещё один вопрос.
— А всё-таки, Сема, кто у них был мозговым центром? Как ты думаешь?
— Что ты меня достал, а?! — Уже явно рассердился Бабич. — Не я, не я, это точно! И дай мне отдохнуть.
Но вопрос о загадочном руководителе Ангарской мафии уже не выходил из головы журналиста. До самого вечера он размышлял над этой загадкой, мало обращая внимание на красоты окружающей природы и видя перед собой только спину Семёна. В этот день сильно потеплело и снег начал стаивать с пугающей быстротой. К пяти часам вечера кое-где начала проглядывать трава.
На ночлег они встали поздно. Как обычно Семён нашёл укрытое от ветра место за большим камнем, развёл костёр. В этот раз им пришлось попостится, весь ужин состоял из заваренного в котелке таёжного чая: листьев бадана, смородины и брусники. Нельзя сказать, чтобы этот терпкий, горьковатый напиток с полынным привкусом утолил голод, но он хоть немного согрел и взбодрил путников. Бабич быстро отключился около традиционной надьи, а журналист засиделся около огня, думая о чём-то своём. Впервые за многие дни он достал из кармана заветный, девственно чистый блокнот и начал писать, временами прерываясь длительными раздумьями. Лишь в первом часу ночи он осторожно лег по другую сторону надьи, прислушиваясь к стонам майора. После контузии тот спал плохо, тревожно и мучительно.
Ночной холод слегка приостановил таяние снега, но к десяти часам утра тепло снова начало беспощадно съедать не вовремя расстеленное свадебное покрывало зимы. Ровная строчка следов Лалька и Матвея то исчезала, то проявлялась на остатках белых лоскутов снега. Около одного из таких островков зимы Бабич остановился, нагнувшись, провёл прутиком поперёк снежного оттиска сапога и довольно засмеялся.
— Всё-таки мы их накололи. Идут не спеша, шаг короткий. И уже где-то близко. След свежий, утренний. Вот теперь надо бы нам поостеречься, на цыпочках к ним подойти, чтобы одним ударом…
Его слова прервал отдалённый выстрел, затем ясный человеческий крик, как показалось Михаилу женский, и затем ещё два сухих пистолетных выстрела. Переглянувшись, Шалимов и майор со всех ног кинулись бежать на звук стрельбы.
23. ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Бабич первый взбежал на вершину сопки и, остановившись, зло выругался. Впереди, на голом склоне пологой сопки, стоял большой срубовой дом.
— Бл…! Откуда здесь жилье? На карте же нет ничего?
— Да, это точно.
Вскинув бинокль, Бабич долго разглядывал бревенчатый дом, стоящий на пустынном, открытом месте.
— Похоже они на кордон напоролись, — высказал своё мнение майор.
С этого места был отчётливо слышен отчаянный, заливистый лай собаки. Но не прошло и минуты, как грохнул выстрел охотничьего ружья, и пёс, взвизгнув, замолк.
— Плохо дело, — пробормотал себе под нос Семён, так же рассматривая нежданное жилье. Рядом с домом спускался вниз по сопке огороженный жердями большой огород, метрах в пятидесяти за пятистенкой, чуть левее, виднелся длинный, обширный сарай. Довершали эту идиллическую картину две козы, привязанные рядом с огородом. Судя по проводам, на этот хутор даже подавалось электричество. Что удивило Шалимова, так это мощная антенна на длинном шесте, верный признак наличия на хуторе радиостанции. Майор, оторвавшись от бинокля, коротким жестом руки позвал его за собой. Они прошли ещё метров сто влево, и лишь потом Бабич подвёл неутешительный итог.
— Знаешь что это такое? — кивнул он головой в сторону хутора. — Метеостанция.
— Да ну?! — удивился Шалимов, но, глянув в сторону вытянутой руки Семёна рассмотрел на пустыре за домом метеорологическую будку, длинный шест с укреплённым на нём флюгером и анемометром. Теперь Михаилу было понятно, зачем в такой глуши мощная радиостанция.
— Посмотри вон туда, перед домом, — передавая бинокль, сказал Бабич. Шалимов сначала не понял, про что говорит майор. В бинокль были хорошо видны и крыльцо с навесом, и окна, большая конура с тянущейся от неё цепью, даже небольшая квадратная табличка над дверью, подтверждающая, что это действительно государственная метеостанция. Лишь затем Михаил понял, что цветные пятна на земле рядом с крыльцом не что иное, как два лежащих человеческих тела. Сначала он разглядел клетчатую рубаху и седую голову мужчины. Розовая кофточка и распущенные чёрные волосы явно подсказывали, что рядом с ним лежала женщина. Чуть в стороне, перед конурой, лежал труп большого пса.
— Вот сволочи! — процедил сквозь зубы Шалимов. — Ни за что, ни про что убили ведь. Фашисты!
— Не то слово, — согласился майор, раздирая горловину истрёпанного рюкзака. Выгребя из него все патроны к автомату он рассовал их по карманам. Оставшийся боезапас к пистолету забрал Шалимов, так же рассовавший их по карманам.
— Что делать будем? — спросил Михаил.
— Я думаю надо взять их сейчас, пока они нас не ждут. Наверняка сейчас оба сидят за столом, трескают за обе щёки. Как только подойти к ним незаметно, вот вопрос? Стоит этот дом как чирей на заднице.
— Может дождаться темноты? — предложил Шалимов. Но майор отрицательно покачал головой.
— Нет. Вряд ли они будут дожидаться темноты. Станция должна выходить в эфир каждые два часа. Если они сорвут три-четыре сеанса связи, то это всполошит областное начальство. Лалёк, конечно, дурак,
