Саббадин. Вам не нужно бояться наших мужей, которые нападут на вас с ножами, потому что мы куртизанки.
– Боже мой, вот оно что! – воскликнул незнакомец. – Какой же я недогадливый! Я сразу должен был догадаться – так много красоты, элегантности, такие дорогие платья, сшитые по последней моде. – Он опять чмокнул кончики своих пальцев, выразительно глядя на женщин.
– Как бы то ни было, я уверена, что с нами вы в безопасности, – заявила Франческа. – Где вы захотите выйти из гондолы?
– Пока не знаю… – Встав с колен, незнакомец сел, причем сделал это так же ловко и грациозно, как гондольеры гребли веслами по водной глади.
Только теперь Франческа поняла, что он был гораздо крупнее, чем ей показалось вначале. Это ее поразило. Его длинные ноги, согнутые в коленях, загораживали весь проход. Плечи, которыми он подпирал дверной косяк маленькой каюты, оказались очень широкими и… почему-то знакомыми Франческе. Она начала лихорадочно припоминать, где могла видеть этого человека прежде.
Но как же вспомнить, если Италия полным-полна красивых мужчин – и это не считая бесчисленных картин с мужскими изображениями и мужских статуй. Вероятно, человека с такой внешностью и такой необычайной растительностью на лице она видела у кого-нибудь в палаццо.
В любом случае беспокоиться не о чем, сказала себе Франческа. Он всего лишь мужчина, оказавшийся в ее гондоле, обычный мужчина у ее ног, а она как раз и предпочитала, чтобы мужчины находились именно там. Однако сердце Франчески забилось быстрее, ее внезапно чуть затошнило, что, бывало, случалось с ней в минуты опасности.
«Он безопасен, – твердила себе Франческа. – Нельзя подозревать каждого встречного».
Откинувшись назад, незнакомец надвинул шляпу на брови и сказал:
– Пожалуй, я поеду туда же, куда и вы, мои красавицы. Я ведь тоже, как и вы, куртизан. Только вы развлекаете мужчин, а я – женщин.
Это правда, подумал Джеймс, наблюдая из-под полей шляпы за женщинами. В прежние времена он часто продавал себя ради своей страны и вот теперь вновь делает то же самое. Если он подцепит нехорошую болезнь, конечно, это будет печально. Начальство выразит неудовольствие. Но ведь мужчины во время военных действий могут получать ранения, разве не так? А он тоже солдат, или нет? К тому же платят ему куда больше, чем многим другим. Примерно так будут рассуждать его хозяева.
В любой ситуации человеку не уйти далеко, если он не сумеет сымпровизировать в нужный момент. Эта Боннард явно куда более осторожна и недоверчива, чем ее подруга. Когда он уселся в дверном проеме, она натянулась, как тетива лука, и лишь после его слов о том, что он тоже куртизан, ее напряжение немного спало, она успокоилась. И вот теперь она наблюдает и ждет, раздумывая о том, стоит ли выкинуть его за борт или нет.
Впрочем, он тоже наблюдает и ждет.
– Но вы же мужчина, – заметила ее подруга Джульетта, девушка с глазами оленихи.
– Да, спасибо Господу, – кивнул Джеймс. – Но если бы этой ночью я бежал чуть медленнее, то, думаю, сейчас я бы не был уже таким полноценным мужчиной, как прежде.
– Но куртизанками бывают только женщины, – стояла на своем Джульетта. – Мужчине так себя называть неправильно.
– А какое слово нужно употребить? – спросил он. – Мой английский лучше моего итальянского, но и он тоже далек от совершенства.
Джульетта покосилась на свою подругу.
– Мужчина-проститутка, который очень дорого стоит, – подсказал Джеймс. – Как такой называется по- английски?
– Муж! – ответила Боннард и рассмеялась.
У Джеймса перехватило дыхание.
Он уже слышал про ее смех, но был уверен, что это еще один миф, придуманный мужчинами, пытавшимися оправдать собственную глупость.
Он знал – знал! – что это ее искусство, однако призыв, слышавшийся в ее смехе, заворожил его. Так, кутаясь в смятые после соития простыни, смеются любовницы, намекая на какие-то интимные подробности. Таким смехом она словно демонстрировала ему, что у них есть какие-то общие, причем интимные, тайны.
Ее смех напоминал пение сирен, зазывающих этого… как его… Улисса.
«Привяжите меня к мачте», – пронеслось в голове у Джеймса.
Он вспомнил взгляд, которым она наградила его в театре, вспомнил улыбку, пробежавшую по ее лицу, когда она отворачивалась. Должно быть, именно такой улыбкой Елена награждала Париса, а Клеопатра – своего возлюбленного Марка Антония.
Черт возьми, до чего же она хороша!
Это вызов ему, но разве не этого он хотел? Разве не отказывался поначалу от предстоящей миссии из- за того – среди прочих причин, – что считал ее пустой тратой времени? Разве не говорил своим нанимателям, что пачку писем у женщины может выкрасть любой воришка?
– Муж? – переспросил он, делая вид, что не понимает шутки. – Нет-нет, я не женюсь, вы же видите, только… В общем, просто… так. – Известным всем жестом он показал, как люди занимаются любовью. – Я могу сделать счастливой старуху – пусть уродливую, но с большим и туго набитым кошельком.
– Франческа просто дразнит вас, – заметила Джульетта. – Она говорит об английских мужьях. Англичане сумасшедшие. Она тоже англичанка, однако она безумна совсем чуть-чуть. – Джульетта посмотрела на подругу. – Есть для этого английское слово? Не могу припомнить. Надо же, для плохих девочек вроде нас придумали сотни слов, а вот как назвать мужчину-проститутку?
