Он перехватил на лету и небрежно поцеловал ловкую во всякой работе руку.
– Слышишь? Пока ты здесь, звонили раза четыре, не меньше. Могу спорить, что Марианна принимает вместо меня. Могу спорить, что за утро она успела пообещать мост, школу, прачечную и сиротский приют.
– И даст?
– Ей принесут сметы. Она отдаст их на рассмотрение. На это потребуется время.
Он сел, расстегнул воротник пунцовой пижамы на немного отёкшей шее.
– Она не даёт, она платит. Понимаешь, Юлька?
– Стиль «жена-американка»?
– Не знаю, я пока ещё не был женат на американке. «Мой капитал»! Она предоставила «всё, что имеет» в моё распоряжение. Улавливаешь разницу?
– Отлично улавливаю. Она тебя поимела.
Они молча курили. Эспиван устало, а возможно, и из хронического кокетства, прикрыл глаза тёмными веками. Жюли слушала легкие женские шаги в коридоре: «Может быть, это она… Я здесь уже больше часа… Так это всё, что он хотел мне сказать?»
– А всё-таки почему ты на ней женился? Эрбер открыл глаза, бросил на неё взгляд надменного педагога:
– Милое дитя, что за вопрос!.. Четыре месяца – день в день – на избирательную кампанию, прекрасная вдова, которая меня обхаживала, и общеизвестное положение безнадёжного должника… Вот в какой я был ситуации.
– Положение должника, даже общеизвестное, – всегда штука тёмная. А такая женитьба, как твоя, всё высвечивает как в ясный день.
– Если б я был только любовником Марианны, что бы запели хором дружки и политические противники на мотив «Откуда деньги»?
– Никто не спрашивает откуда деньги, когда кандидат избран.
Эспиван, развеселившись, приподнялся:
– Всё-то ты знаешь! Где ты это подцепила?
– У тебя. Я тебе преподношу обратно то, что ты говорил по поводу избрания Пюиламара.
Эрбер посмотрел на неё сквозь ресницы пристальным взглядом, ничуть её не смутившим.
– Решено и подписано: ты никогда не перестанешь меня изумлять, Юлька.
– Да, всё равно как скаковая лошадь, которая принимается выигрывать, едва хозяин её продал. Ты просто усатый младенец. Ты вообразил, что станешь богатым потому, что богата Марианна. Вот и всё твоё оправдание. Тебе были срочно необходимы всякие ненужные цацки, ты хотел машину, как у Аржиропуло, ты хотел задавать венецианские празднества, как Фошье-Маньяны, ты даже – ты даже хотел, чтобы у тебя была жена красивее, чем у кого-либо…
Она говорила свысока, собрав у прищуренных глаз паутину тонких морщинок, закрашенных серо-синей тушью. Эрбер не останавливал её, слушал, как колыбельную, смакуя лесть и оскорбления; он поднял руку протестующим жестом, и солнце, ударив в эту руку, высветило в её отёчности нечто такое, что на какой-то миг лишило Жюли дара речи.
– Я хотел, – жалобно подхватил Эрбер, – я хотел пачку неизданных рукописей Корнеля, из которых получилась бы потрясающая книга. Я хотел замок – о, какой замок…
Он рывком сел, как человек молодой и здоровый.
– Ты только представь себе, Жюли… Он назывался Мокомб… Весь замок, как нарисованный, отражается в прекрасном пруду у его подножия. Он словно слегка над собой подсмеивается, зная, что слишком уж он пятнадцатого века, слишком перегружен угловыми башенками, шпилями, портиками, готическими украшениями. Но прелесть пропорций… Я хотел, – повторил Эрбер, – того, о чём так долго мечтал…
Он взглянул на Жюли и поправился:
– …о чём мы так долго мечтали… Она великодушно улыбнулась:
– О, я-то… я забываю, о чём мечтала, скорее, чем ты. Право, Марианна вполне могла бы…
Белая припухлая рука вновь попала в солнечный луч, сделав неопределённый жест. «Я бы ему это дала, будь я Марианной, тогда, раньше… Никогда он не бывает таким обольстительным, как когда эгоистически чего-то желает..»
– И ты её не получил – эту твою… твою игрушку? Почему?
– Это сложно… Потребовалось бы осушить болото, образовавшееся из-за того, что запустили дренажную систему… Слишком дорого, местность недостаточно здоровая… Слишком уединённо… У этих людей только два слова на языке: «слишком» да «недостаточно».
– У кого это?
Эспиван оглянулся, как человек, подозревающий слежку:
– По правде говоря, толком не знаю. В средоточие такого богатства, как у Марианны, не попадают; попадают на край, на обочину. Туда попадают… Я тебе не надоел, Жюли?
– Давай-давай.
– Туда попадаешь, как… знаешь, как человек, которого поломка машины вынуждает провести полдня в незнакомой семье в доме у дороги и которому его случайные хозяева упорно втолковывают: «Вот это –
