Песах Амнуэль
Икария Альфа
Разрешите представиться. Меня зовут Сателлит Джонс. Я негр. Родился в Америке, в небольшом городке на берегу Миссури несколько недель спустя после того, как отправились в полет первые спутники Земли. Этому событию я и обязан своим несколько странным именем. Мой отец был физиком и работал в Балтиморском университете. Когда мне было два года, он имел смелость выступить в поддержку требований о запрещении ядерного оружия и поплатился за это вдвойне: как борец за мир и как негр. Он потерял работу, и наша семья не имела больше средств к существованию.
Четыре года спустя отец отправился в СССР в составе негритянской делегации. Эта поездка изменила всю нашу жизнь, потому что отец принял советское подданство, и мы с матерью, с трудом получив визы на выезд, уехали к нему. В Советском Союзе мы жили в Москве, отец работал в научно-исследовательском институте, я поступил в школу. Я быстро научился говорить по-русски, и учеба не затрудняла меня.
Дальше моя история не представляет собой ничего особенного. Закончил школу, работал, продолжал учиться. Теперь я радиоинженер, работаю на Кавказской ионосферной станции, занимаюсь проблемой радиоуправления ионосферных ракет.
Вот и вся моя биография. Я написал ее по просьбе Барского. Он говорит, что, зная мою историю, читатели лучше поймут меня. Я не согласен с ним, но все же спорить не буду. Пусть так. Вы, наверно, знаете Барского? Барский астроном, занимается изучением астероидов. Он стал известным после того события, о мотором поищет речь дальше. Это событие было в свое время предметом обсуждения учеными всего мира.
Недавно Барский сказал мне:
— Знаете, Джонс, было бы хорошо, если бы кто-нибудь написал рассказ об Икарии Альфе. Может быть, вы сделаете это?
Я согласился и записал все, что помнил.
И вот рассказ, плохой или хороший, скучный или занимательный, но, во всяком случае, без выдумок и преувеличений — перед вами.
…Это произошло семь лет назад. Мне было тогда двадцать три года, я недавно приехал на Кавказ и был поглощен интересной работой.
Свободное время я проводил в мастерской, где строил телевизоры и приемники. В то время я как раз закончил постройку телевизора, имевшего направленную антенну новой конструкции. С ее помощью можно было смотреть передачи почти всех станций Земли.
В тот памятный вечер я смотрел Москву. В разгар передачи меня вдруг вызвали на стартовую площадку. Встав, я нечаянно толкнул стерженек антенны, но не обратил на это внимания.
Оказалось, что в одной из готовых к старту ракет вышла из строя система телеуправления. Мне долго пришлось провозиться, пока я нашел неисправность. Когда я вернулся к себе, часы пробили час ночи. Передача из Москвы давно кончилась, и экран был пуст.
Я уже собирался выключить телевизор, как вдруг по экрану поплыли расплывчатые белые полосы. Они то сливались вместе, расширяясь, закрывая весь экран, то вдруг распадались на множество мелких параллельных черточек, быстро мелькавших сверху вниз. Постепенно полосы расплылись, и сквозь туманную пелену стал виден странный узор. Небольшие продолговатые эллипсы разбегались во все стороны, образуя сложный, непонятный рисунок. Между эллипсами расположились прямые линии самой различной длины Я оторвал взгляд от экрана и посмотрел на антенну. Ее стерженек должен был быть направленным в ту сторону, откуда велась телепередача. Изумление мое стало еще больше, когда я увидел, что стерженек антенны торчал вертикально вверх, куда-то в зенит, туда, где сияла голубым светом Вега.
«Что это значит, — подумал я, — может быть, ведутся испытания ретрансляционной станции на спутнике?»
Потом мне пришла в голову мысль сфотографировать изображение. Это было сделано в одну минуту После этого я снял телефонную трубку и позвонил начальнику нашей ионосферной станции Спирину. Несколько минут спустя Спирин был у меня. Он подошел к телевизору и долго разглядывал изображение.
— Ну что? — спросил я.
Начальник взглянул в мою сторону, снял очки и снова надел их, словно готовясь к длинному ответу. Я вздрогнул, когда он произнес только три слова:
— Это не Земля!
— Не Земля? — переспросил я, удивленный тем, что мысли Спирина сходились с моими.
— Нет. Эта передача ведется не с Земли. Ясно?
— Может быть, спутник…
— Опыты со спутником исключены. Они ведутся на другой, вполне определенной волне. Об этом между государствами во избежание путаницы существует определенная договоренность.
Передача не с Земли! Но таком случае откуда? Я вопросительно посмотрел на Спирина. Он вдруг сказал, как бы отвечая своим мыслям:
— Марс? Не может быть… Нет!
— Почему? — осторожно спросил я.
— Почему? Да потому, что Марс сейчас находится под горизонтом, а ультракороткие волны, как вам известно, распространяются прямолинейно.
Помолчав, он медленно продолжал:
— Я не вижу никакого смысла в этих эллипсах. Но я заметил сейчас одну вещь… Скажите, ваш телевизор подстраивается автоматически? Значит, если станция будет двигаться, антенна станет перемещаться вслед за ней. А если изменится длина волны, на изображении это не отразится? Отлично. А теперь смотрите сюда.
Он ткнул пальцем в приборный щиток и прочел:
— «Положение станции относительно горизонта: азимут тридцать семь градусов, зенитное расстояние одиннадцать градусов тридцать шесть минут. Длина волны — тридцать миллиметров».
— Двадцать девять, — поправил его я, взглянув на приборы.
— Вы правы. Теперь двадцать девять. Нет, ужа двадцать восемь целых пять десятых. А зенитное расстояние двенадцать градусов! Теперь вы видите! Станция движется над Землей. И длине волны непрерывно меняется. Какие выводы отсюда можно сделать?
— Прежде всего таинственная телестанция, как вы уже сказали, движется, и довольно быстро. Кроме того, неведомые телеоператоры хотят, чтобы их передачу увидело как можно большее число зрителей, и поэтому меняют длину волны. Так?
Спирин удовлетворенно кивнул:
— Так! Остается невыясненным… Что это? Экран гаснет!
По экрану вдруг побежали полосы, как в начале передачи, изображение расплылось, померкло и исчезло… Напрасно я крутил ручки настройки, переходи, с одной волны на другую. Все было напрасно.
Спирин взял кассету со снимком и ушел, чтобы проявить ее и сообщить об открытии в Центральный совет астронавтики. Я остался сидеть у телевизора, взволнованный, происшедшим и удрученный быстрым концом передачи. Так и уснул у аппарата…
Разбудил меня утром гул двигателей ракеты. Я быстро привел себя в порядок и отправился на стартовую площадку, не переставая размышлять о случившемся. Мне не терпелось узнать, что ответил Совет астронавтики на сообщение Спирина. Я проверил исправность радиосистемы на очередной, готовой к старту ракете и, отпросившись на часок, отправился в обсерваторию. Не успел я пройти и половины пути, как столкнулся со Спиртным.
— А я к вам иду, — сказал он, — у меня есть важное сообщение. Очень важное! Знаете, ваше открытие приобретает реальную почву, хотя от этого не становится менее загадочным.
Он втолкнул меня в свой кабинет, усадил в кресло и вручил отпечатанный листок.
