взрыва. Я могу тебе сказать, что никогда в жизни не испытывал такого восторга, ни одна моя гонка не могла сравниться с этой. Машины - где-то там, внизу, как тараканы; и все мигают, и все воют, и в матюгальники орут - нервно орут, боятся, что моя бочка с бензином взорвется прямо щас. Стрелять боятся, на дорогу передо мной выехать боятся. Это здорово, когда такая махина несется на огромной скорости, чувствуешь себя всесильным. Я даже успел исполнить свое последнее желание - выкурил сигарету. Я был счастлив, когда умирал. Я не прикидывался счастливым, я на самом деле испытывал ни с чем не сравнимое счастье. Даже если бы я мог, я бы не захотел ничего изменять.
Я очень боюсь задавать ему этот вопрос и долго подбираю слова. Но мне надо об этом спросить.
- Моргот, скажи мне, если можешь… если хочешь… Скажи, зачем ты приходил ко мне? Чтобы я написал книгу?
- Килька, - Моргот смеется, - за книгу тебе большое спасибо. Я тронут, на полном серьезе, мне это приятно. Но ты же совсем не об этом? Не расстраивайся. Я и без всякой книги могу к тебе иногда заглядывать, просто потрепать языком.
- Ты серьезно?
- А почему нет? - он усмехается и отхлебывает коньяк из широкой рюмки, чего не делал никто из моих ночных посетителей.
От автора
Он заставил меня привязаться к нему. К нему и к его «гостям. Но если кто-то думает, что Килька - сумасшедший, слышащий голоса и преследуемый видениями, то от себя могу добавить: все те, кто приходил к нему по ночам, являлись передо мной так же ясно, как и перед ним. Хотя я не знаю, кем или чем они были на самом деле, у меня нет сомнений в их реальности. И в последний раз, под утро, когда вокруг деревянного коттеджа в скандинавском стиле кружилась метель, покинувший библиотеку фантом вышел на крыльцо и развернул за спиной тяжелые черные крылья.
[1] В. Щербаков. Ad Leuconoen.
[2] Игра начинается снова. Любимого или друга, большое или малое - победитель забирает все.
