носу Владимира Ивановича. Бабукин прикурил, отпил вина. Нервное напряжение потихоньку спадало. Мужчина в куртке живо перенёс свой стакан за столик Владимира Ивановича.
– Одинокой женщине в столь ранний час, в выходной день…
– Чего тебе надо, козёл? – Бабукин отхлебнул вина и уставился в красные воспалённые глаза соседа. – Я не женщина, понял?
– Понял, – оживился тот, – но это дело поправимое.
– Я вообще не женщина, это одна видимость.
– Одна видимость, – согласился обладатель рваной куртки и вдруг обхватил Бабукина за плечи.
– А вот это ты оставь! – разъярился Бабукин. Собрав свои слабые женские силы, он оттолкнул мужчину и вышел из кафе.
– Тётя, сколько времени? – спросили откуда-то снизу…
Бабукин очумело брёл по улице. Приятный хмель обволакивал полное, но гибкое тело. Каблучки весело стучали по мостовой. Впереди, колыхая бёдрами, шла пышнотелая блондинка. Владимир Иванович присвистнул. Обычно стакана порт-вейна ему хватало только на то, чтобы слегка поднять настроение, опохмелиться, привести себя в форму. Но женский организм отреагировал на вино по- своему: в голове вертелись какие-то бешеные мелодии, грудь горела, жадный взор ощупывал плывущую впереди блондинку, ноги сами по себе несли Бабукина к ней.
– Эй, красавица! Куда спешишь, солнышко? Я вижу – нам по пути…
Красавица обернулась. Она и впрямь была на редкость хороша: золотые волосы, свежее, чуть полноватое лицо, не знающее косметики, высокая грудь, затянутая толстым мохнатым свитером.
– Что вам, девушка? – спросила блондинка, с интересом разглядывая Бабукина.
– Как вас зовут? – спросил Бабукин. Его слегка пошатывало.
Блондинка чуть помедлила.
– Меня зовут Георгий Александрович, – ответила она.
Бабукин радостно смотрел на девушку.
– Значит, вы тоже?
– Что тоже?
– Тоже писин? Загс? 'В далёкой Индии…'?
Блондинка тревожно заглянула в глаза Бабукину.
– Я собрался разводиться с женой, – начала она, – врач посоветовал нам принять…
– Да, да, – обрадовался Бабукин, – врачиха посоветовала вам принять писин, и вы превратились в женщину…
– …А моя жена в мужчину, – закончил Георгий Александрович.
Наступила пауза. Они не знали, что делать. Наконец Бабукина осенило.
– Жора, надо отметить это дело…
…Через десять минут приятели сидели в парке на скамеечке. Жора открывал бутылку, Бабукин притащил из автомата с газводой два мокрых стакана. Прохожие с удивлением посматривали на полных светловолосых девушек, которые, оживленно беседуя, пили портвейн, жевали плавленые сырки, хохотали, курили, ощупывали друг дружку, взвизгивали и снова хохотали.
– …Галина моя никак не могла брюки застегнуть, – рассказывал Жора, – пуговицы-то справа, как и положено, а она штанов вообще сроду никогда не носила…
– Я с юбкой намучился, – вставил Бабукин, – ветром, понимаешь, её колышет…
– У тебя в ушах дырки есть? – спросил Жора. – Я хотел даже серёжки надеть, а дырки не просверлены.
Они проверили бабукинские уши – дырок тоже не оказалось. Бабукин порылся в Ириной сумочке, нашел пару клипс, подцепил на уши. Друзья снова захохотали…
Наступил полдень. Народу в парке прибывало. Грохот электрических машин с 'Автодрома' смешивался с визгом, раздававшимся на 'Американ-ских горках'. Скрипело колесо обозрения. Смертельно пахло шашлыком.
Внезапно Бабукин и Жора услышали нестройные женские крики 'держи!', 'держи её!', и из-за поворота на аллею выбежала странная процессия. Десяток разъярённых женщин, размахивая зонтами, сумочками и шляпками, мчались за несущейся во весь опор молоденькой брюнеткой. Та басом хохотала, кричала: 'Все, все вы одинаковые!', легко бежала по усыпанной жёлтыми листьями аллее.
– Она!! – завопил Жора, подхватил вконец за-хмелевшего Бабукина, и приятели подключились к погоне.
Пострадавшие от индийского снадобья (а сомнений не было: всё это, конечно же, были преображённые мужчины), налетая на прогуливающихся граждан, пытались догнать чёртову врачиху. Многие из преследователей были пьяны. Расстояние между ними и проклятой докторшей постепенно увеличивалось. То ли сказалась неопытность преследователей (затяните-ка себя в лифчик да встаньте на каблуки), то ли удерживали за ноги винные пары, но погоня явно не удавалась. Мало того что врачиха легко оторвалась от бедных 'женщин', она явно издевалась над ними.
– Узнали? Узнали, каково в нашей шкуре? Берегите супруг ваших золотых! Ха-ха-ха-ха!
Она прокричала ещё что-то обидное своим низким голосом, выбежала из парка, вскочила на подножку трамвая и исчезла из виду. Последнее, что услышали преследователи, было: 'Не ищите меня!'
Домой Бабукин пришёл, когда уже стемнело, – совершенно разбитый, с больной головой, со сбитыми каблуками, в порванных колготках. Ирины дома не было. По всей комнате валялись разбросанные предметы мужского туалета – Ирина подбирала выходной костюм из мужниного гардероба. 'Интересно, как она завязывала галстук?' – подумалось Бабукину, и он стал медленно раздеваться. На пол упали мохеровая кофточка, затем джемпер, юбка, комбинация, ненавистный лифчик… Когда Владимир Иванович облачился в привычную пижаму (пришлось подвернуть рукава и штанины), в замочной скважине послышалось царапанье, дверь распахнулась, и на пороге возник знакомый мужчина – его жена, Ирина Бабукина. Куда там Владимиру Ивановичу! От Ирины так несло алкоголем, что даже изрядно выпившего Владимира Ивановича зашатало. Глаза Ирины Константиновны смотрели в разные стороны, изрезанные утром щёки успели вновь покрыться рыжей щетиной, пиджак (новый бабукинский пиджак!) вымазан в какой-то дряни, брюки расстёгнуты…
– Ира, ты в своем уме? На кого ты похожа? – прошептал Владимир Иванович.
– Я в-вам не Ира! М-ме-ня зовут Ири… ик!…на Ко-онстантиновна Баб- букина!
– В каком ты виде? Что с тобой случилось? – допытывался Владимир Иванович.
– Я… ик!.. гналась за эт-той. Которая в за-агсе лекар-рство дала. А пот-том я в-выпила. Не тебе одному м-можно!..
– Ты тоже гналась за докторшей? – подскочил Бабукин.
– Тож-же. С другими м-м-мужчинами…
– С мужчинами – в смысле, с женщинами?
– В смысле, с ними.
Бабукин так я не понял, с какой категорией пострадавших Ирина гналась за докторшей, но ясно было одно: она тоже, до или после той погони, в которой участвовал сам Бабукин, видела врачиху. Странное совпадение… Пока Владимир Иванович приводил в порядок разбежавшиеся
