заботливо поправляя прозрачные сосуды, выставленные на газетах, на тряпках, на кусках полиэтилена.
– У вас на самом деле ничего нет? – спросил у Иванова попутчик.
– Откуда у меня? Я приехал купить…
– Смотрите, смотрите, здесь в основном меняют, – лысый поставил чемодан, раскланялся и юркнул в толпу.
Жарко! Иванов зашёл в тень громадной крытой машины с красным крестом на борту. За маленьким зарешеченным оконцем с матовым стеклом угадывались мощные электрические лампы. Операционная?
– Уши есть? – раздался за спиной низкий женский голос.
Иванов вздрогнул.
– Простите?
– Уши есть, говорю? – перед Ивановым, покачивая бедрами, стояла громадных размеров тётка, втиснутая в трикотажную майку до колен. На майке синими канцелярскими буквами наискосок читалась надпись: 'Сейчас, и больше никог…' Длинные русые распущенные волосы обрамляли могучую грудь, закрывая окончание таинственной надписи.
– Уши есть, конечно, – удивленно пробормотал Иванов.
– Покажи! – потребовала тётка.
Иванов поводил головой направо-налево и, всё ещё ни черта не понимая, заглянул снизу вверх в за-плывшие жиром глазки.
– Мне женские нужны. Ты откуда такой приехал? На кой чёрт мне твои волосатые? Маленькие нужны, желательно с дырками под серьги.
– Женских у меня нету, – покачал головой Иванов.
Тётка дернула плечом, повернулась, и Иванов с ужасом увидел, что на голове у неё две пары ушей. Они росли так тесно, что и не сразу поймёшь, с какими она родилась, а какие к ней приставили потом…
– Зачем вам ещё уши? – изумленно прошептал Иванов. – У вас и так четыре штуки.
– У меня комплект французский. Серьги, понимаешь? Шесть серёжек, все разные – мода такая. На Западе все носят…
– Зачем же, красавица, уши пришивать? Прокомпостировала бы в родных ушах ещё по паре дырок и носила бы свои серёжки!
– Дурак ты, дядя! – обиделась почему-то тётка с четырьмя ушами и понесла свое громадное тело прочь от Иванова. А он, спрятав чемодан в кусты у канавы, пошёл в торговые ряды.
Небывалые успехи медицины, помноженные на нерасторопность торгующих организаций, выплеснули на чёрный рынок, на окраину громадного города, удивительные вещи: ноги, кровеносные сосуды, сердца человеческие, клапаны к ним, носы – от римских с горбинкой до русских, курносых… много чего.
Иванов медленно прохаживался вдоль рядов, давился, цокал языком, смотрел, слушал.
– Барышня, носик заменить не желаете? Греческий, двадцать пять рубликов… Вон, в машине мигом пересадят – мама родная не узнает. Папа от женихов устанет отбиваться!
– Мужчина, у вас какой размер ноги? Сорок два? Вам неслыханно повезло! Пришиваете третью – первый разряд по бегу у вас в кармане!
– У вас есть такой же, но подлиннее?
– Костюм 'Шива', производства Бельгия! Костюм 'Шива', производства Бельгия! Шесть рукавов, последний шик! Пятьдесят второй размер! Кому пятьдесят второй 'Шиву'?
– Самое модное! Три пупка – по вершинам треугольника!
– Лотерейные билеты 'Спринт'! Лотерейные билеты 'Спринт'! Выигрыш выплачивается немедленно!
– Вяжу перчатки на шесть пальцев! Кому перчатки на шесть пальцев?
За торговыми рядами стояла будка шашлычника. Повар, крепкий мужчина с кавказскими усами, расторопно поворачивал шестью руками два десятка шампуров. Восхитительный запах щекотнул ноздри Иванова. Иванов не выдержал.
– Сколько за одну порцию?
– Рупь семьдесят, папаша, – шашлычник ловко скинул двузубой вилкой шипящее мясо с шампура на алюминиевую, розеточкой, тарелку. Остальные руки продолжали поворачивать шашлыки над углями.
Подкрепившись, Иванов, несмотря на сильные боли в пояснице, воспрянул духом и снова углубился в ряды с твёрдой решимостью обязательно найти почку.
Мимо него проходили удивительные люди. Они не были похожи на монстров, некоторые были вполне симпатичны, хорошо смотрелись, хотя кое-какие детали их организма были явно лишними. Даже не лишними, а просто непривычными. Часто встречались люди в гипсе, некоторые даже в инвалидных колясках. Зрелище не то чтобы очень тяжёлое, но необычное и какое-то не наше.
– Есть ереванские пальчики! Пятнадцать рубликов за штуку!
– Сейчас такие не носят. Носят чуть поменьше, и обязательно справа выше, чем слева. Такая лёгкая асимметрия.
– Кому почку? Есть почка! Хозяин не пил, не курил, не болел стыдными болезнями! Есть сертификат, полный порядок!
Иванов, держась за больную поясницу, стал беспокойно озираться.
– У вас почка?
– Точно, папаша. Хозяин не пил, не курил, не…
– Мне нужна почка. Я сам из Орловской области, мне врач сказал…
– Вам повезло, папаша. Только вчера помер мужик знакомый. Так что консерва свежая, не сомневайся.
– А сколько стоит? – Иванов тревожно посмотрел на продавца.
– Это мы не продаём. Дочка замуж выходит. Нужна мужская рука. Зять у меня будущий, значит, из простой семьи. Может Светку, дочку мою, по пьяному делу учить уму-разуму. Дочку, кровь родную, давать в обиду никак нельзя. Перед свадьбой пришьём Светке руку мужскую – уже и платье заказали соответственное, и, значит, особенно он её теперь поостережётся учить – сдачи могёт получить!
– А от мужика вашего знакомого что ж не взяли руку?
– Какие у него руки? Бухгалтером работал, слабая у него рука – он всю жизнь больше карандаша-резинки не поднимал… Нам рабочая нужна.
– Где же я вам руку-то найду?
– Это, папаша, вам сложно будет. Я бы сам купил давно, да никто не продаёт. Руки нынче в дефиците. А вы свою поменяйте.
– Как?!
– Свою руку, говорю. Люди без обеих живут, и ничего. – Продавец уверенным движением ощупал бицепс Иванова и остался доволен. – В вашем возрасте очень можно без левой ручки обойтись. Тут и операционная есть. Всё безболезненно. За полчаса отнимут, не заметите. Даже модно сейчас. А я вам в придачу от покойника полный комплект рёбер отдам. Хочешь – свою клетку уплотняй, хочешь – жён понаделай. Сейчас многие рёбра берут.
Иванов отошёл в сторону со смятением в душе. Рука! Вот она, левая, жилистая, с татуировкой – следом армейской глупости. Кстати, и надпись-то подходящая – 'Света'.
Снова заныла поясница. Зачем пенсионеру рука? Надо что-то решать… А руку можно будет другую купить. Как-нибудь потом. Не в последний раз он сюда приезжает. Ах, как болит
