российское издание «Очерков» вышло, как уже говорилось, после смерти Л. Гумилева. Между тем П. Н. Милюков был совсем не традиционен: он считал, что своеобразны были отношения «на границе лесостепи с теми кочевниками, которых русские князья начинают, в противоположность «диким половцам», называть «наши поганые», «надобные Руси»870. Понравилось бы это Гумилеву! Но это лишь эмоции, а необходимы доказательства «невражды».
По мнению П. Милюкова, половцы — последние степные пришельцы, были и остались чистыми кочевниками, без всякой перемены государственных целей. Настоящего наступательного движения на Русь у половцев никогда не было, они не желали выходить из степей и расширять свою территорию за счет лесостепной и степной области. Вот почему северные пределы половецких кочевий и южные границы днепровских русских княжеств оставались неизменными до второй половины XII в. и до конца существования половецкой независимости871. Типично «евразийское» объяснение! Добавим, что I—II тома «Очерков» Милюкова основаны на понятии «месторазвитие» П. Савицкого, что, правда, не мешало ему там же критиковать евразийцев.
Л.Н. «реабилитировал» половцев еще подробнее и капитальнее.
Во-первых, число русских в XII в. достигало 5,5 млн человек, а половцев — нескольких сот тысяч (вспомним «несметные войска» у Рыбакова!).
Во-вторых, в XI—XII вв. было больше русских походов на север, чем столкновений на юге.
В-третьих, В. Пашуто подсчитал, что, несмотря на рознь русских князей, половецкие набеги коснулись лишь 1/15 территории Древней Руси, тогда как русские походы достигали Дона и Дуная, приводя половецкие становища к покорности.
В-четвертых, согласно Лаврентьевской летописи получается, что за 180 лет (1055–1236 гг.) половцы нападали на Русь 12 раз и столько же раз русские на половцев; совместных русско-половецких операций в междоусобных войнах было тридцать872.
В-пятых, Владимир Мономах писал, что заключил с половцами «19 миров»; он первый привел половецкую рать на Русь для разгрома Полоцкого княжества873.
В-шестых, в XII в. редкая усобица обходилась без того, чтобы тот или иной князь не приглашал к себе на помощь «поганых»874.
«Следовательно, половцы и русские, — резюмировал Л.Н., — уже составляли единую этносоциальную систему»875.
Видимо, иначе и не могло быть. Огромный регион, включающий Древнюю Русь и Великую степь, не был разрезан какой-то жесткой природной границей; лес плавно переходил в лесостепь и затем в степь; зональные ландшафты сочетались с азональными, а значит, должна была сформироваться некая целостная хозяйственная система. Тогда более характерными и нормальными являются не войны и набеги, а интенсивный товарообмен между Лесом и Степью876. Экономика, как всегда, определяла политику. Ее в свою очередь определяли возможности такого товарообмена.
Граница не была ни жестким природным рубежом, ни этническим водоразделом. Не случайно даже в ХІV-ХVІ вв. сохранились такие полиэтничные (и вместе с тем — «микро-политические») образования на границе Леса и Степи, как Елецкое княжество, «Яголдаева тьма», княжество Глинских (потомков Мамая), опровергавшие концепцию «извечного антагонизма»877. Настоящая беда шла на Русь не с востока, а с запада. И не одна беда, а много бед.
10.2. Оккупация или симбиоз?
Золотая Орда была искусственным и непрочным государственным объединением. После завоеваний, сопровождавшихся чудовищными разрушениями и человеческими жертвами, главной целью золото- ордынских правителей было ограбление порабощенного населения.
Типичный двойной счет, принятый на Западе при оценке Запада и Востока, не миновал и нас; более того, он доминировал, это чувствуется и сейчас. Монгольские войска вторглись в пределы Руси в 1237 г., и к концу 1240 г., одержав победы во многих сражениях, подчинили себе чуть ли не всю страну. Новгород, по оценке Э. Хара-Давана, спасла лишь апрельская оттепель и бездорожье878. Тут нечему удивляться, ибо до того (правда, не за три, а за двадцать шесть лет) ими был покорен почти весь Азиатский континент, а значит, на Русь обрушилась концентрированная мощь всей Азии879.
Этому предшествовало пагубное изменение всей геополитической обстановки, резкое ухудшение положения Руси в тогдашнем мире — и в «дальнем», и в «ближнем зарубежье», плюс утеря координации внутри самой Руси. Л.Н. назвал это «вереницей бед»880. Грозная беда надвигалась с Запада: началось завоевание Прибалтики немцами; была основана Рига; в 1201 г. учрежден орден меченосцев; Ревель, основанный датчанами в 1219 г., стал базой наступления на Северо-Западную Русь. Немцы взяли основанный русскими Юрьев и не пощадили там ни одного русского. Это было страшнее поражения на Калке в 1223 г., и, может быть, еще страшнее потому, что все это не находило никакой реакции в Новгороде — наиболее угрожаемом форпосте Руси.
В 1204 г. пал Константинополь, захваченный французско-итальянскими крестоносцами — врагами православия. «Русь перестала быть, — писал Л.Н., — частью грандиозной мировой системы, а оказалась в изоляции, охваченная в клещи двумя крестоносными воинствами»881. При этом Европа в начале XIII в. прошла менее ⅓ нормального цикла этноса; ее «распирала» пассионарность, а славянские князья воевали друг с другом, не замечая, как тает территория Руси. Галичина, бывшая ее передним краем на юго-западе, была разделена поляками и венграми. Русь находилась в стадии обскурации882.
Стандартное объяснение русских поражений — «феодальная раздробленность Руси». Л.Н. считал иначе: он видел основную причину в спаде пассионарного напряжения, в старении этнической системы883.
Монгольское нашествие (1237–1240) Л.Н. называет «бедой девятой». Факты хорошо известны: Батый разгромил Рязанское княжество, во Владимирском взял 14 городов, завоевал Торжок и «злой город» Козельск; затем пал Чернигов, а в 1240 г. — Киев. Дальше был рейд на Венгрию и Польшу. При этом Л.Н. категорически отвергал миф о «спасении Европы», широко распространенный с давних времен (еще А. Пушкин был им «заражен»). Он отмечал «отсутствие благодарности» у Запада; вместо нее было благословение крестового похода против православных884.
Л.Н. называл «иго» симбиозом русских и татар, и это вызывало возмущение у критиков. Но поставим вопрос» иначе: не как называть этот период, а был ли иной выход? Геополитическая картина мира в начале XIII в. была отчетливо биполярной. Господствовали две мощные системы: теократия папы Иоанна IV на западе и Монгольский улус на востоке885. Какая-либо сравнимая с ними «третья сила» отсутствовала. Византия, казалось бы, обретшая «второе дыхание» в 1261 г., временно стряхнувшая оккупацию, находилась в состоянии прозябания (по Л.Н., в фазе обскурации, как и Русь). Русь к
