пропастью, не будучи вполне уверенным в том, в какую сторону смотреть. Явно не вниз. И не вверх. Значит, скорее всего, прямо вперед. Прямо надо рвом. Нет, только не туда. Черт побери, нет.
«Налево. Туда, куда ты идешь».
Он повернул голову. Хороший выбор — до противоположной стороны было не так уж и далеко. Он снова передвинул левую ногу. Потом правую. Левую, правую. Теперь он находился почти на середине ствола.
Он еще раз передвинул ногу, наткнулся на сучок и вздрогнул. Сперва ему показалось, что все в порядке, но потом понял, что это не так. Левая нога стояла достаточно прочно, но его неожиданно с силой потянуло назад. Он чувствовал под собой массу планеты, желавшей, чтобы он к ней присоединился.
«Налево. Смотри налево».
На мгновение он почувствовал себя невесомым, но не упал. Собравшись с силами, он посмотрел на конец ствола, наполовину скрытый в заснеженных кустах, и, сосредоточившись на нем, двинулся дальше.
Еще шаг. Он преодолел больше половины пути. Том сделал следующий шаг, ощущая странное возбуждение. Еще шаг. Еще. К собственному удивлению, он так и не свалился с бревна.
Сделав очередной шаг, он понял, что стоит хоть и на бревне, но над землей. Том немного постоял, неожиданно осознав, что упасть ему уже не грозит, посмотрел на ров, чувствуя себя так, будто под ногами все еще пустота, и шагнул на землю.
На мгновение земля тоже показалась ему неустойчивой, словно могла ускользнуть из‑под ног. Он сделал еще шаг в сторону от обрыва, и этого хватило. Он добился своего.
Взгляд на другую сторону подтвердил его подозрения — в обоих направлениях пройти было практически невозможно, по эту же сторону путь выглядел относительно простым.
Девять футов, вместо нескольких сотен.
— Спасибо, — сказал он в пустоту.
Никто ему не ответил.
Небо над головой начало сереть.
Он шел уже десять минут, опрометчиво держась возле самого обрыва. В данный момент ему казалось, что в маленьком мирке, здесь, среди деревьев, дела обстоят не так уж и плохо. Похоже, становилось еще холоднее, но с этим он мог смириться. Главное, что у него все получилось. Он смог пройти над пропастью. Его вовсе не удивило, когда он увидел внизу свой рюкзак, уже основательно припорошенный снегом. Ему в очередной раз повезло, только и всего. Держась за небольшое деревце, он наклонился и радостно уставился на рюкзак. Снег вокруг был изрыт и истоптан — несомненно, его собственными руками и ногами, когда он пытался бежать.
Но медведь ему так и не встретился.
Он продолжал идти, держась края рва, пока не добрался до места, где можно было спуститься вниз. Заметив несколько сломанных веток и руководствуясь новоприобретенным чутьем, он предположил, что именно здесь свалился в ров прошлой ночью. Второй спуск прошел намного удачнее: лишь в самом конце Том слегка поскользнулся. По крайней мере, он достиг дна на собственных ногах. Чувствуя себя так, словно завершал некий круг, он подковылял к рюкзаку.
Тот лежал открытым, поблескивая изнутри стеклом. Рядом валялась пустая бутылка среди разбросанных упаковок и таблеток, неестественно голубых. Том смотрел на небольшую полянку, ограниченную сзади обрывом, спереди ручьем и кустами с обеих сторон, ощущая себя неким подобием призрака.
Рот его сразу же наполнился слюной, желудок судорожно сжался. Он поспешно попятился, не желая подходить к рюкзаку слишком близко, из опасения, что тот испугается и исчезнет во тьме, а потом вдруг оказалось, что он сидит на земле, ощущая в позвоночнике острую боль от удара, а кусты мерцают и покачиваются у него перед глазами.
Через несколько минут ему удалось отдышаться. Боль слегка отпустила. Возможно, это был результат похмелья. Возможно, реакция организма, вызванная видом таблеток и явным нежеланием еще раз повторять попытку. Собственно говоря, это могло быть и последствием долгого голодания. Так или иначе, сказать было можно. Тело его словно превратилось в Вавилонскую башню. Все, что находилось ниже шеи, будто обернулось вполне работоспособным, но несовместимым с человеческим организмом желудочно‑кишечным трактом какого‑то инопланетного существа, которое пыталось что‑то ему говорить, и притом очень громко, но он не мог понять, что именно.
Ему было очень, очень плохо.
Том невольно сгорбился под ударами сильнейшей дрожи. С неподдельным ужасом он понял, что чувствует себя совершенно разбитым и неспособным двигаться. Посмотрев на небо, он увидел сгущающиеся тучи. Похоже, скоро снова должен был пойти снег, на этот раз всерьез.
И что теперь делать?
Даже если бы таблеток осталось еще достаточно, он не верил, что сможет их проглотить. Он сомневался, что вообще на что‑либо способен. Пути вперед не было. Оставалось лишь сидеть на месте, но как можно было просто сидеть, когда ему было так плохо? Водка, по крайней мере, могла согреть его внутренности. Перспектива отнюдь не радовала — понемногу трезвея, он понимал, что предпочел бы эту самую водку с тоником и ломтиком лайма, в умеренных количествах и где‑нибудь в теплом месте — но выбора не было. Нужно умереть по‑мужски, подумал он. Или как‑нибудь в этом роде. Он уже толком не помнил, о чем думал тогда в Шеффере. Казалось, будто это было очень давно.
Он поднялся на колени, все еще держась за живот, словно это могло хоть чем‑то помочь, и дотянулся трясущейся рукой до рюкзака. Всего лишь обычная дрожь. Дрожь от ночного холода. Ничего больше. Не знак того, что весь его организм шипит и искрится, словно разорванный электрический кабель.
Он дотронулся до клапана рюкзака и замер, отдернув руку.
Что‑то было не так. Странные пятна на осколках стекла внутри рюкзака. Когда‑то они были яркими, но теперь потускнели. Он узнал их — несколько таких же имелось на тыльной стороне его руки.
Кровь?
Морщась, он подполз ближе. Это действительно было похоже на засохшую кровь. Несколько брызг. Он повернул руку ладонью вверх — новых порезов не было. Он бы их почувствовал даже на таком холоде. К тому же он был уверен, что их не было и прошлой ночью — ему незачем было браться руками за битое стекло.
Взявшись за низ рюкзака, он приподнял его. На снег вывалилась куча хлама. Смерзшиеся осколки. Целая упаковка таблеток, до которой он не добрался. Ошметки веток и листьев, видимо набившиеся за предыдущий день. Ага, последняя бутылка, оставшаяся целой.
И еще несколько красно‑коричневых пятнышек на осколке стекла.
Том осторожно поднял осколок. Это действительно была кровь, и он был уверен, что не его. Ночью он просто перевернул рюкзак, чтобы достать то, что было нужно, и не совал туда руку.
Однако, похоже, туда сунул лапу медведь.
Вряд ли он мог почуять еду — в рюкзаке ее не было и не бывало никогда, — но запах алкоголя был достаточно силен. Возможно, зверю он уже был знаком по мусорным свалкам на окраинах маленьких городков. И вот почему, вероятно, он не стал его преследовать — он был слишком занят, пытаясь добраться до выпивки.
Том поспешно положил кусок стекла обратно. Реальность того, что произошло ночью, до этого была скрыта от него похмельем, темнотой и отрывочными фрагментами лихорадочного сна. Теперь же он наглядно осознал, что могло произойти.
На него едва не напал медведь.
О господи.
Он с трудом поднялся на ноги. Здесь не стоило оставаться. Ему не хотелось быть на этом месте, когда зверь снова почует запах и решит вернуться. Схватив уцелевшую бутылку, Том положил ее в рюкзак и, уже собираясь уходить, заметил что‑то, застрявшее в кустах справа.
Ему потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что это волосы. Довольно длинные,
