невидимой тени. Его немногие учителя говорили, что главное — знать приемы, но Нику всегда нужно было представлять противника. Такого, которого хотелось бы уничтожить, и как можно болезненнее. Чтобы обучиться как следует, он должен был представить себе самого страшного врага. И быть опаснее его.
Тем более сейчас, когда его увечный дурак-братец явно решил расстаться с жизнью. Ник боролся с тенью и вспоминал о ночи, когда погиб отец. Домой он вернулся уже после четырех утра, скидывая по пути рубашку. Ткань отсырела на росистой траве и теперь липла к влажной от пота коже. Алан жарил на кухне яичницу.
— Помнишь миссис Гилман, позапрошлую соседку? — спросил Алан. — Она подглядывала за тобой в бинокль, когда ты упражнялся. Прости, что не говорил.
Ник брякнул мечом, кладя его на сушилку у раковины.
— Почему, Алан?
— Видишь ли, ей было больше шестидесяти. Я подумал, тебе это не понравится.
Ник промолчал. Он смотрел на Алана с окаменевшим лицом и тянул паузу, точно ковровую дорожку, чтобы тот продолжал.
— Слушай, им нужна была помощь, — выпалил брат. — А получить ее было не от кого, кроме нас. Я знал, что Оливия может изготовить новый талисман за пару минут, вот и решил отдать его Мэй, а себе взять…
— Не ври мне.
Лопатка перестала скрести по сковороде. Ник скрестил на груди руки и стал ждать.
— Не понимаю, о чем…
— Проблема была у парня. А талисман ты отдал девчонке. Не делай вид, что не хотел ей что-нибудь подарить. Порисоваться — какой ты умный и заботливый. В оккультном смысле.
Кончики ушей Алана отчаянно покраснели.
— Может, ты и прав, — признался он.
— Не «может», а точно.
Алан замолчал, а потом упрямо расправил тощие плечи.
— Да, я хотел произвести впечатление, но и помочь тоже. Талисман защитит ее. Что такого, если я хотел ей понравиться?
В беспощадном желтом свете кухонной лампы Алан выглядел устало. Ему бы спать, а не стоять у плиты и нервничать.
— По мне, так без разницы, нравишься ты ей или нет.
Опять этот старый спор из-за девчонок. Алан вздохнул, а Ник уставился в окно, где ночные тени бледнели в преддверии зари.
— Успокойся. Я знаю, ты волнуешься, — сказал Алан. — Не надо. Скольких мы видели с метками первого яруса? И сколько при нас удаляли? Чем моя хуже?
Ник отвернулся от окна к брату.
— Твоя — дело другое. Потому, что ты — это ты.
На миг Алан показался страшно счастливым. Ник понял, что он принял его слова за такую же слезливую чепуху, которую постоянно нес сам. Ник имел в виду только то, что сказал. Хорошо хоть Алан не стал по этому поводу суетиться. Пусть верит, что братец сказал приятную глупость, только бы не устраивал сцен.
— Вот, получай свой ужавтрак, — произнес Алан. — И начнем собираться.
— Ужавтрак, значит, — отозвался Ник.
— Ужин плюс завтрак, — довольно объяснил Алан.
Ник смерил брата долгим осуждающим взглядом.
— У тебя что-то не так с головой, — изрек он, наконец. — Я подумал, тебе лучше об этом узнать.
Известие Алана не задело, а может, просто не удивило — он взялся мыть тарелки, сдвигая мыльными пальцами меч Ника, чтобы освободить место мокрой сковороде.
— Ну, куда бы тебе хотелось переехать?
— В Лондон, — ответил Ник, зная, что Алану там понравилось бы.
Алан просиял. Догадка попала в цель.
— Значит, в Лондон. Подыщем жилье получше, с целым кухонным окном, будем в музеи ходить. А придет май — сможем поехать на Ярмарку и найти того, кто станцует…
— Я сам, — сказал Ник.
Успокаивающее звяканье и плеск в раковине прервались. Алан застыл.
— Не надо. Попросим кого-нибудь. Я помню — ты же говорил, что больше не будешь танцевать.
Удивительно: при всей любви Алана к болтовне, при способности часами трепаться ни о чем, он как будто не понимал слов. Ник все сказал предельно четко. Больше он заходить в круг не собирался, и танцевать для демонов — тоже. Пусть меченые ищут других помощников.
Вот только на сей раз меченым был Алан, и это меняло дело.
— Я сам, — повторил Ник.
Алан улыбнулся — как всегда, застенчиво и растроганно. Ник возвел глаза к потолку.
— Только в музеи меня не зови.
Проснулся Ник поздно: солнце вовсю сияло, пытаясь пробиться сквозь гардины. Можно было бы спать и дольше, если бы не грохот внизу, подозрительно похожий на звон роняемых кастрюль. Ник по-быстрому отыскал чистую рубашку и спустился по лестнице, на бегу застегивая джинсы.
— Дай сюда!
— Что вы, юноша! Доктор сказал, что мне можно таскать тяжести, если я поберегу свое старое сердце, — прокряхтел Алан.
Ник отнял у него коробку с кухонными принадлежностями.
— Иди лучше книги пакуй.
Переезжать в спокойной обстановке было роскошью. Алан всякий раз огорчался, когда приходилось бросать книги, а если переезжали в спешке, первые доходы шли не на отопление, а на тарелки и одеяла.
Ник грузил ящики и отдыхал: дело заведомо полезное и не требует мыслей. Ему были приятны и напряжение в мышцах, и солнечный луч, гревший затылок, он запихнул последнюю коробку в багажник. В воздухе было свежо после недавнего дождичка, небо слегка вылиняло до бледно-голубого. Ник повернулся спиной к дому, разминая шею и размышляя: они едут в Лондон и, если повезет, смогут прожить там месяц- другой до того, как безумие накроет их снова.
Не успел он так подумать, как сзади раздался топот ног по асфальту. Ник резко обернулся, нащупав за поясом нож. К нему силуэтами на фоне бледного неба неслась вчерашняя парочка: клетчатые рубашки нараспашку, ожерелья и бусы гремят друг о друга — по четыре на каждого. Ник отпустил нож, хотя не без колебания, и пригвоздил их холодным взглядом. Обычно этого хватало, но гости не побежали в обратном направлении. Ник облокотился на крышу машины и принялся дальше буравить их глазами.
Мэй оглядела забитый вещами кузов и его, растрепанного после сборов, и ее осенило.
— Сбежать решили!
— Вот это дедукция! — съязвил Ник.
Мордашку Мэй нелепо перекосило от ярости. Ник сам себе усмехнулся: мелочь розововолосая, а туда же. Хочет быть высокой и важной, чтобы ее ярость внушала страх.
— А как же мы? — возмутилась Мэй. — Нам больше некому помочь!
— И что? Мне все равно.
Мэй моментально потухла. Ее праведный гнев растворился в сомнениях. Она оглянулась на Джеми, который — не без успеха, признал Ник — изображал подбитую лань. Мэй сжала его плечо.
— Ты ведь знаешь, что его ждет, — произнесла она хриплым от боли голосом. — Как можно уйти и бросить нас?
— А почему бы нет? В мире всегда кто-то умирает. Сомневаюсь, что ты трясешься над каждым. Что в вас такого особенного? Почему я должен вам помогать? Вы заявились ко мне домой, и мой брат из-за вас получил метку!
Ник прикусил губу. Еще чуть-чуть, и он заорал бы. У него руки чесались достать нож или меч, все
