— В один прекрасный день выродка просто уволят, — не унимался Джакович.
— Послушай, на такой работе необходимо сохранять чувство юмора, — осклабился Ранатти. — В противном случае спятить лете легкого.
— А хотел бы я увидеть ту сценку, — сказал Гэнт. — Голубь был белый? То бишь сизый?
— Почти, — сказал Симеоне. — Он был итальянец.
— Ах ты, задница, — сказал Ранатти.
— Напоминаю, ребята, сегодня у нас мусорная ночка, — сказал Джакович.
— Как серпом по одному месту, — сказал Симеоне. — Я и забыл.
Господи-Господи, и оделся, как назло, прилично.
— Мусорная ночь — это ночь, когда мы помогаем дневной смене, — объяснил Джакович Рою. — Согласились рыскать в отбросах, проверяя затемно ящики перед еженедельным наездом мусорщиков, собирающих все это дерьмо. Дневная смена снабжает нас адресами, где, по их подозрению, происходят сходки букмекеров, а мы копаемся там в мусорных баках.
— Могу говорить всем своим приятелям, что я работаю в ФБР, — пробурчал Ранатти, — во Ф-шивой да Б-лошиной Р-адости.
— Пока что это здорово срабатывало, — сказал Джакович Рою. — Уже в трех местах бочки с мусором оказались набиты списками сделанных ставок. Так что и дневная смена без дела не остается.
— А в благодарность за все я иду домой, воняя не хуже кучи мусора, — сказал Ранатти.
— Как-то ночью мы ковырялись в ящиках, что за рестораном «Рыжий Кот Сэма», — сказал Симеоне, улыбнувшись Джаковичу, — и нашли там голову здоровенного хряка. У этого чертова борова башка была все равно как у льва. Старый Рыжий Кот — тип еще тот, специализируется на негритянской кухне. В общем, мы захватили голову с собой и принесли сюда вот, к Джейку, сунули в его настенный шкаф и пошли по домам. А на следующий вечер явились на работу пораньше, чтобы не прозевать момент, когда он его откроет, да только в тот самый вечер наш новый лейтенантик получает сюда перевод, и никто из нас его еще в глаза не видал. А ему предоставляют шкафчик Джейка.
Он отворяет дверцу и… не говорит ни слова. Ничего! А вслед за ним молчат и остальные. Мы все, как один, уткнулись носом в писанину или в свои ящики и ничегошеньки не сказали!
— Он потом признался мне, что принял это за посвящение в командиры, — произнес Джакович, закурив сигарету и хрипло закашлявшись. — Может, потому и взял нас в оборот.
— Давайте больше о нем не заговаривать. Меня это приводит в уныние, — сказал Гэнт. — Ну что, ребята, готовы накинуться на работу?
— Прежде чем двинетесь, обождите минутку, — сказал Джакович. — На сегодня у нас намечается большая заварушка. Ровно в час ночи идем брать «Пещеру». Полагаю, до вас, парни, уже долетел об этом слушок, в такой компашке просто невозможно что-либо утаить. Короче, из надежного источника нам стало известно, что вечером в «Пещере» готовится солидное жульничество: демонстрация непристойного фильма. Ума не приложу, в чем тут причина, разве что дела Фриппо, хозяина заведения, идут из рук вон плохо.
В общем, слово сказано, и дьявольское местечко будет набито сегодня до отказа. Что-нибудь знаешь о «Пещере», Рой?
— Немного, — кивнул тот.
— За последнее время мы здорово их потрепали, — сказал Джакович. — Еще один хорошенький налет, и, я думаю, отберем лицензию на торговлю спиртным.
По всей видимости, сегодня это и случится. Ближе к полуночи вы, ребята, бросаете все свои дела, встречаемся здесь. Займем у патруля с дюжину одетых по всей форме полицейских, нам собираются помочь и две бригады из административного отдела. Сеанс должен начаться около часу, мы зашлем внутрь Роя. Как только фильм начнется, ты, Рой, будто бы случайно пройдешь к уборной. Осведомитель сообщил нам, что после часу никто больше через парадный вход не войдет и не выйдет. Выставь в окно сигарету и нарисуй ею круг. Мы будем сидеть снаружи и следить за окном. Ну а затем откроем ключом дверь и явимся через парадное.
— У вас есть ключ? — спросил Рой.
— А как же, — ухмыльнулся Ранатти. — Вон там, в углу.
Он указал на металлическую подпорку в четыре фута длиной. К краю ее была приварена тяжелая стальная плита с приделанными к ней со всех сторон ручками, чтобы при необходимости четыре человека, взявшись разом, могли ее раскачать.
— С этим проблем не будет, — сказал Джакович. — Не думаю, что у тебя возникнут какие-то трудности, но, если все же они возникнут, к примеру, случится нечто непредвиденное — вычислят в тебе «нрава» или попадешь в какую беду, — хватайся покрепче за табуретку, кружку пива или что-нибудь еще и швыряй прямо в переднее окно. Тут-то мы и подоспеем. Да только никаких проблем у тебя не будет.
— Значит, я просто сижу там и глотаю пиво? — спросил Рой.
— Вот именно. Закажи пиво и соси себе из бутылки, — сказал Ранатти. — В этой гнусной норе ни к чему соблюдать приличия и тянуть его из стакана.
Эй, Сим, а Доун Лавере по-прежнему околачивается у «Пещеры»?
— На прошлой неделе видел ее у входа, — кивнул Симеоне. — Последи, Рой, за этой сучкой. Самая сметливая из всех шлюх, которых я когда-либо видел.
Вмиг умеет раскусить легавого. Стоит ей заподозрить, что ты из «нравов», она тут же примется за свой номер. Присядет рядом с тобой, обнимет за талию и насквозь ощупает в поисках оружия и наручников, а чтобы занять тебя на время, упрячет тебе под мышку огромный сосок. Будет шарить по тебе, пытаясь найти кольцо от ключей, или вцепится в него руками — если, конечно, сможет, — чтобы проверить, нет ли у тебя при себе ключей от телефонной будки или от браслетов. И будет рыскать в поисках пары бумажников: ей не хуже нашего известно, что большинство полицейских в одном бумажнике носят деньги, а в другом — свой значок. Перед тем как туда войти, советую тебе передоверить Гэнту и значок, и пушку, и что там еще у тебя есть — тоже.
— Не знаю, нужно ли, — сказал Джакович. — Лучше уж пусть будет вооружен. Не хочу, чтобы его обижали.
— Револьвер может изгадить все дело, Джейк, — запротестовал Ранатти. — Не мешает ему свыкнуться с тем, что возможности у нас не слишком широки.
Всем нам нужно с этим свыкнуться, если мы желаем работать в полиции нравов.
— Не знаю. Я подумаю над этим, — сказал Джакович.
— И еще, не дозволяй старушке Доун себя целовать, — хихикнул Ранатти. — Она от души любит потереться о мальчиков, которых ей удается заманить.
Очень страстная шлюшка, только вот больна триппером да туберкулезом.
— Течет с обеих дырок, — кивнул Симеоне. — И постоянно.
— Выжирает по двадцать порций за ночь, — сказал Ранатти. — Как-то Доун поведала мне, что уже даже не трахается. Мальчики большей частью предпочитают ее голову, а не все остальное, оно и для нее гораздо легче: не нужно раздеваться.
— Она лесбиянка? — спросил Гэнт.
— Еще бы, — ответил Ранатти. — Живет где-то там, в районе Альварадо, с какой-то жирной и злющей буйволихой. Однажды призналась мне, что больше не может заставить себя спать с мужиками.
— Мы выслушиваем исповеди обо всех девчоночьих трудностях, — сказал Рою Филлипс. — Мы обязаны знать этих задниц вдоль и поперек.
— Хочешь, чтобы Рой поработал со мной? — спросил Гэнт у Джаковича.
— Хочу, чтобы сегодня все четверо работали заодно, — сказал тот. — И не хочу, чтобы вы застряли на чем-нибудь другом, когда подоспеет время отправляться в «Пещеру». Все четверо выходят отсюда вместе. Можете взять две машины, но прежде решите, чем будете заниматься до полуночи, но занимайтесь этим опять-таки вместе. Филлипс поработает со мной.
— Поедем-ка на Шестую и посмотрим, сумеет ли Рой обстряпать дела с какой-нибудь проституткой, — предложил Гэнт Ранатти и Симеоне, достававшим из ящика картотеки маленькие фонарики.
— Мусорная ночка, а я нацепил новенькую рубашку, — заворчал, жалуясь, Ранатти, осторожно застегивая все пуговицы. Рой заметил, что была она ему как раз впору, а кобура, подвешенная к плечу, оказалась совсем невидимой.
