найдено в вашем багаже... которое сегодня?.. а, 27 сентября... Вот-вот, так и запишите! Маленькая формальность: нам это облегчит работу, а вы будете уверены, что у нас ничего не пропадает... Благодарю вас, теперь достаточно. Можете пойти отдохнуть. Кстати, подумайте о нашем разговоре: может быть, вы вспомните что-нибудь интересное? Сейчас я распоряжусь дать вам ужин. А нас прошу извинить — много, очень много работы! Спокойной ночи!
Конрад Врукк уходит надломленный. Он пытается убедить себя, что следователь, возможно, поверит в его сказки. В дверях он неожиданно оборачивается:
— Хотел бы сказать еще несколько слов. Я знаю, что теперь нам нужна каждая пара свободных рук для работы. Я давно хотел кончить эту тайную торговлю. Хотел пойти на честную работу, может быть, дальше учиться рисовать...
— Хорошо! Завтра утром поговорим о ваших художественных работах и планах, пане... пане... А пся крев! Как вы, однако, похожи на одного моего Знакомого!
В лаборатории контрразведки были пущены в ход реактивы. Руки специалистов держали пробирки с растворенными таблетками «полипирина». Раствор разливали в малюсенькие чашечки, смешивали с разными жидкостями, подогревали, охлаждали, испытывали на электрической центрифуге, выливали на разного сорта бумагу и ткань. Размазывали кисточками и стальными перьями. Осматривали на свет, подвергали действиям ультрафиолетовых и инфракрасных лучей. Свечи тоже детально исследовались.
В четыре часа утра химики закончили отчет о результатах сложных анализов. Их заключения ограничились несколькими фразами: «Таблетки предназначены для приготовления тайных чернил. Свечи, состав которых нам известен, имеют такое же назначение». В лаборатории занялись и чистыми листами из альбома для рисования. Специалисты с интересом наблюдали, как под воздействием химикалиев на этих листах появляются записи и чертежи, как они приобретают резкость и... остаются.
Старательно отмывая руки, седовласый инженер-химик сказал ассистентке:
— ...Это великая наука, товарищ, — великая и прекрасная! Химия изменяет мир. Трудно даже представить себе, как в будущем улучшится жизнь на земле с помощью химии... А эти мерзавцы направляют все свои усилия на производство тайных чернил, на разведку, на диверсии... Эта новая химическая формула наших противников из «Технише Гехеймдинст» в Штутгарте, не так уж плохо придумана... Видно, пришлось им немало помучиться над этим. Эх, если бы они так вот поработали над каким-нибудь новым противотуберкулезным препаратом или над чем-нибудь сложным и необычным в области пластических масс! Тогда и мы могли бы, вместо того, чтобы сидеть тут до рассвета, посвятить время работам в университетских лабораториях ради той химии, которую так любили Либих, Вейлер, Бунзен и другие великие немцы...
В то время, когда в лаборатории шипели, трещали и стреляли горячими брызгами шпионские свечки, а раствор тайных таблеток кружил по стеклянным спиралям колб и реторт, когда на листах появлялись шпионские схемы, приготовленные Врукком для вражеской разведки, офицер органов безопасности тоже не отдыхал. Он еще раз мысленно воссоздал все события вчерашнего вечера, все детали первого допроса, то и дело обращаясь к событиям, которые нес наступающий день. Офицер старался предвидеть позицию, ка кую займет Врукк на следующей линии обороны, куда оттеснила его первая атака контрразведки. Уже в 7 часов утра он сидел в своем кабинете и читал заключение лаборатории. Ровно в 8 часов в кабинет ввели арестованного:
— Ну, как вам спалось, гражданин Суханович? Сегодня мы пораньше приступим к нашей работе. Мы не можем себе позволить того, что у вас в Германии называют «голубым понедельником». Итак...
— Я не понимаю этого: «у вас в Германии»... Я же никогда не был там...
— Нет, правда? Очень жаль! Путешествия учат, и притом самым различным знаниям... Итак, пока что должен вам сообщить, что мы на совесть исследовали ваши таблетки. Они очень вредны для здоровья! Те, кто их употребляют... то есть, я хотел сказать, применяют, потом испытывают головокружения, тошноту и угрызения совести. Да, такой опасный препарат! И эти свечки тоже очень неудобные. Но самыми любопытными оказались ваши рисунки: у вас действительно настоящий талант, гражданин Суханович! Сказать по правде, мы сначала думали, что вы рисуете пейзажи или натюрморты, но этот план фабрики в Сенпольне тоже обнаруживает мастера!
— Какие такие рисунки? Вот еще! Ничего я не знаю!
— Но ведь вчера вечером вы снабдили каждый лист собственной подписью. Неужели вы хотите убедить нас, что это не ваша подпись? Может быть, вы думаете, что это мы всю ночь рисовали и заполняли тут разными сведениями несколько десятков страниц альбома такого большого формата? Вы же импрессионист, гражданин Суханович! Ваши впечатления об этом заводе на железнодорожной линии в Ольштын очень интересны. Только скажите нам откровенно: вот вы пишете, что там находится шарикоподшипниковый завод. Откуда вы об этом знаете? Ведь тот ваш спутник по вагону, который испачкался в смазке, ничего подобного не говорил. Может быть, вы надеялись, что генерал Гелен лучше заплатит за сведения о шарикоподшипниковом заводе, чем, предположим, за сведения о заводе стираль ных машин? То, что вы морочите голову нам, это, как бы сказать, почти натурально, инстинктивно. Но почему вы, господин Врукк, готовились обдурить своих собственных работодателей? Ну ладно! Чтобы вас не слишком раздирали сомнения, скажу прямо — там вообще нет никаких предприятий. Тот пассажир просто подшутил над вами. Любит он пошутить, особенно когда знает, что разговаривает со шпионом...
Удар нанесен метко и беспощадно. Выбитый лобовой атакой, Врукк отступает на третью линию обороны. Он признает свое подлинное имя. Не признается только в «работе» на Гелена. Утверждает, что люди в Польше помнили его по службе в СС, что он хотел сменить фамилию, дабы «бежать от прошлого и начать новую жизнь». Говорит затем, что споил человека по фамилии Суханович, украл у него документы, паспорт и искусно вклеил туда свое фото.
— Господин Врукк, если надо, мы найдем время и для более длительных бесед. Это возможно. Но неужели вам до сих пор не пришло в голову, что мы можем проверить все ваши бумажки и прочее?.. Такого Сухановича вообще не существовало в природе! Зато могу сказать вам, что печати и подписи на ваших документах очень напоминают мне некоторых ваших знакомых по Берлину. Совсем такая же работа, как и вот это... Офицер кладет перед Врукком документы Махуры. Потом говорит вконец изумленному шпиону о «сборе грибов» в лесу под Ольштыном. Офицер призывает Врукка сказать всю правду — от начала и до самого горького конца. Читает ему фрагменты, вписанные в «личный счет», раскрывает перед пораженным и перепуганным шпионом картину его путешествия по Польше, бросает имена «контактов».
Конрад Врукк быстро вывешивает белый флаг и поет теперь песню на мотив... раскаяния. Его хозяева далеко — сейчас самому надо спасать свою голову. Врукк так ошеломлен всем, что он услышал о себе от офицера контрразведки, что уже без всякой надежды пытается лишь представить себя агентом «дяди Сэма». Однако через некоторое время отказывается и от этого намерения: дальнейший его рассказ уже выглядит очередным, логичным звеном операции «Ловкач» — звеном, которое крепко держит предыдущих исполнителей ее и будет использовано для следующих...
Очередная схватка на бесшумном фронте закончилась. Не удался врагу и этот фрагмент операции «Ловкач»... Настало время поговорить о приговоре за шпионаж и о награде за отвагу. 7 декабря 1953 года военный суд в Щецине приговорил Врукка и Ландвойгта к смертной казни, а Махуру к пожизненному заключению. Завербованные Врукком шпионы также вскоре предстали перед судом.
Виктор Крогуль приговорен к пожизненному заключению. Леокадия Беренд и Ядвига Гельхард получили по заслугам — по 10 лет тюрьмы, а Стефания Важна и Альберт Врукк — по 12 лет. В конце января 1954 года Первый сенат окружного суда во Франкфурте-на-Одере приговорил к 12 годам тюремного
