первопрестольную Москву, Своею иконою Казанскою от нашествия поляков и литовцев — сегодня прольем пред Нею и Ее Божественным Сыном пламенные мольбы о спасении родной земли нашей от крамольников. Поплачем пред Нею о грехах наших. Помолимся Ей о несчастных братьях наших, смутою увлеченных на погибельный путь...
Владычице, помози, на ны милосердовавши! Потщися, погибаем от множества прегрешений! Не отврати Твоя рабы тщи, Тя бо едину надежду имамы...
Вот моя проповедь 16-го октября, столь ненавистная жидам. Я спрашиваю православных русских людей: что в ней погромного? Что — такого, чтобы применять ко мне слова Спасителя, сказанные сынам громовым: не вести, коего духа ести вы? А иудейско-раскольничья газета именно это делает. По-видимому, она хочет представить дело в искаженном виде, приписывая мне, как это делает и кн. Мещерский, то, что сделано государственною властью: удаление с Афона еретичествующих. Газетам такого направления нет дела до уставов монашеских, устав св. Горы не допускает пребывания на ней еретиков, а потому протат, или кинот, святогорский решительно заявили, что они еретиков на св. Горе не потерпят и если русская власть сего не сделает, то сами изгонят еретичествующих. Газетный лицемер уверяет, что простой народ будет считать изгнанников мучениками и сожалеет, что зараза «не локализована» на Афоне. Как видите, это немыслимо даже по уставу св. Горы, не говоря уже о прочем. Да и то сказать: видно иудеям не по душе такое вмешательство гражданской власти в это дело, ибо оно разрушило их планы — создать гнездо смуты на св. Горе под видом, как выражается г. «бакалавр», «вещей самых невинных». Придется искать другого места для такого «почтенного» дела, как разрушение Церкви и Русского государства...
Яд гордыни
Тяжелую годину переживает наша святая матерь — Церковь Божия — в наши дни. С одной стороны, все силы ада ополчились на нее, как будто на наших глазах сбывается пророческое слово Апокалипсиса, что «сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли» (Ап. 20, 7): отец лжи сеет ложь полною рукою и отравляет ею все человечество, и никому из тех, кто Богом поставлен изгонять сего сеятеля с нивы Божией, будто и дела нет, и бессильно раздается слабый голос стражей дома Божия — пастырей Церкви, взывающих ко власть имущим: помогите, сдержите слуг сатаны, гибнут души, гибнет народ, государство, плачет Церковь Божия, лишаемая чад своих, яко Рахиль, и несть ей утешающего!..
С другой стороны, как будто просыпается дремлющая совесть человеческая, как будто она предчувствует грядущую, может быть, всемирную беду, и мечется грешная душа, истомленная гладом духовным, измученная рабством страстям, искалеченная современными масонскими софизмами...
И плачет Церковь, невеста Христова, взывая к Жениху своему небесному о помощи...
Видят это и враги Церкви, видят, притворяются скорбящими о положении Церкви, а на деле злорадствуют, отмечая, что Св. Синоду «в редком заседании не приходится обсуждать вопросы о ересях, старых и вновь возникающих, о распространении сектантства, о каких-то загадочных, часто невежественных проповедниках, привлекающих к себе тысячи православных», видимо с особенным удовольствием заносят на столбцы своих газет, что «в неизведанных глубинах народной души народилось неизбывное (!?) стремление к правде, (что тут разумеется? Народ стремится к спасению души, хотя и попадает на ложные пути), неудовлетворенное правдою синодской». Как не радоваться врагам Церкви, когда открывается возможность половить рыбку в мутной воде?..
Над нами, не только пастырями, но и пасомыми, сбывается слово притчи Христовой: спящим же человеком, прииде враг, всея плевелы посреде пшеницы и отъиде (Мф. 13, 24).
Господь вверил нам, пастырям, ниву сердец человеческих, плохо мы охраняли эту ниву, и заросла она всяким былием и плевелами грехолюбия нашего, и не узнаешь в иной душе ни образа, ни подобия Божия...
Грех бо вами да не обладает, предостерегает св. Апостол Павел. А теперь именно грех, грех во всех его видах, возобладал над людьми; и из всех его видов ныне царит самый опасный, самый гибельный — гордыня.
Известно, что Апостол любви, св. Иоанн Богослов, перечисляет три главных вида греха, произрастающих из одного корня — самости или, говоря по ученому, эгоизма: похоть плоти, похоть очес и гордость житейская. И всеми тремя видами сего горького древа отравляет нас исконный человекоубийца: ведь и праматерь нашу он тем же искушал: и виде жена, яко добро древо в снеде — вот похоть плоти; и яко угодно очима видети — вот похоть очес; и красно есть, еже разу мети — вот и гордость житейская (Быт. 3,6). Но в истории человечества замечается некоторая постепенность в этих искушениях: сатана как будто не хочет пускать в ход весь арсенал своих искушений сразу.
Первый мир погиб от похоти плоти: не имать Дух Мой пребывати в человецех сих в век, зане суть плоть, — так засвидетельствовал Сам Бог, Судия Правосудный, о допотопном мире (Быт. 6, 3). И смыто с лица земли водами всемирного потопа скотоподобное человечество.
Второй мир — человечество пред явлением в мир Искупителя мира — едва не погиб от той же скотской похоти плоти, но уже в союзе с другою — похотью очес: весь мир захватил в свои цепкие руки железный Рим, и погрузились люди в служение сим похотям безоглядно, и озверели, и искали лишь «хлеба и зрелищ», и лилась на этих зрелищах неповинная кровь человеческая для удовлетворения зверским инстинктам озверевшей, пресыщенной удовольствиями толпы.
Явился Христос и — мир преобразился. Он положил закваску, и закваска эта сделала свое дело. Люди стали неузнаваемы. Не все, конечно, но те, кто сердцем воспринял эту закваску, кто духом смирился, сердцем прильнул к источнику приснотекущему благодатной жизни, те обновились: и пустыни Египта, Сирии, Палестины заблагоухали ароматом равноангельной жизни...
Прошли века над землею. Зорко следил сатана за ростом Церкви Христовой. Он видел успех ее возрастания среди народов земных. Он изобретал все средства к ее разрушению. Гонения от иудеев и язычников, ереси и расколы — все пустил в ход, чтоб разрушить дело Божие на земле. Но Церковь и посреде терний процветала яко благоухающий крин: слово Христово — врата адова не одолеют ея — сбывалось над нею во всей силе..
Но в лаборатории сатаны был в запасе еще один яд, сильнейший из всех, тончайший из всех, им изобретенных, притом испытанный им на самом себе.
И похоть плоти, и похоть очес — детская игрушка в сравнении с сим ядом; ни тем, ни другим он не услаждал своего злобного существа. Правда, слабые существа, облеченные плотью, охотно шли на эти приманки; но когда эти игрушки так или иначе ускользали из их рук, они становились способны к покаянию, обращались к Богу и обновлялись духом.
Другое дело — третий плод от древа самости, третья и притом главная ветвь сего древа, или паче рещи — самый корень его — гордыня. О, сатана знает силу яда, извлекаемого из сего корня; на себе ее изведал; сам пропитан сим ядом; весь соткан из свойств составляющих элементы этого яда...
От веков древних, от первозданных праотцов наших он применял и очень успешно это гибельнейшее средство в своей богоборной деятельности в жизни человечества, а теперь сосредоточил на нем все свои надежды. Он усовершенствовал способы сего применения; он нашел средства золотить и подслащивать свои пилюли; он искусно надевает на себя личину врача, чтобы скрыть под нею отвратительный облик врага. Он не теряет надежды загубить этим средством все современное человечество, ослепленное успехами своей культуры, загубить христианский мир, разрушить Христову Церковь на земле...
И вот, он работает... Сначала, как до потопа, он расшатывает все устои нравственной жизни: личной, семейной, общественной, государственной. Для этого он пускает в ход старые средства: разжигает похоть плоти, похоть очес. Нравственность разрушается, семейная жизнь падает, государства шатаются в своих основаниях, люди паки уподобляются скотам несмысленным, самое христианство остается, большею частью, только на бумаге.
Но в людях еще жива душа, по природе своей христианка, в воздействие христианского учения на всю историческую культуру человечества на протяжении почти двух тысяч лет не прошло бесследным: его основные идеи, хотя в искаженном иногда виде, всасываются уже с молоком матери и душа не может мириться с этой разрухой, не может подавить в себе идей правды и добра...
