выглядывал, даже мельком, все время от окон глаза отводил. А когда надо было, взгляд перевести делал это, чертя им по полу. Всегда трусом был. И боли боялся.… Впрочем, это так – лирическое отступление.…Ну вот, у двери оглядел уже полузабытую квартиру и вышел. Мне в голову не пришло запирать ее, просто прикрыл дверь и все. Дверь из подъезда выходила во двор. Во дворе никого не было…
– Может быть, перекусим. Торопиться некуда. Я что-то проголодался. Не возражаешь? – решил прервать повествование, потому что дальше оно было более эмоциональным. А рассказать и вспомнить, все равно, что заново пережить. Она не возражала. Зажег фонарик, свет был неярким. Привыкать к разряженной темноте долго не пришлось. Достал из рюкзака пачку крекеров, бутылку воды, гусиный паштет. Фонарь стоял задней частью на полу, пуская в потолок столб причудливого, желтого света. Обстановка походила на детскую игру в поход. Когда все приключения начинались и заканчивались в платяном шкафу. Намазал крекеры паштетом, разлил по пластиковым стаканам воду. Можно было сходить в зал магазина, взять бутылку вина, чтобы отметить знакомство. Но выползать в ненадежный сумрак не хотелось. Честно, было просто страшно. Так что прием пищи вышел более чем скромным. Когда трапеза подходила к концу Наташа спросила:
– Что думаешь делать дальше?
– Затрудняюсь четко ответить на твой вопрос. Сидя дома, хотелось доискаться ответов на вопросы, которые возникли. Теперь, когда увидел все это на улицах, самое разумное, на мой взгляд, линять из города. Может в лесу, где-нибудь всего этого нет.
– А кто сделал все это? Убил людей. Разрушил город, ну и вообще уничтожил всю прежнюю жизнь?
– Если бы знать. Знаешь за все время, которое прошло до момента нашей встречи, только один раз слышал, правда, очень далеко шум колонны машин. В тот день, когда вышел из дома. Перетрусил, спрятался в каких-то развалинах. Когда шум затих, выбрался. Не знаю, кто это или что, но когда они ехали, меня словно спеленало ужасом. Я почти престал жить в тот момент. Так что думаю, с теми, кто ехал в этих машинах встречи в любых случаях надо постараться избежать. Понимаешь?
– Понимаю. А, ты, думаешь, за городом есть люди или что…
– Не знаю я ничего, – раздраженно перебил ее, – но, на мой взгляд, чем сидеть здесь, Наташа, и переводить остаток жизни на дерьмо, лучше действовать. И желательно, чтобы в этом действии была хоть капля здравого смысла, иначе сойти с ума, дело простое в этом мире. Если в конце пути ничего нет, то каждый шаг к этому концу, это шаг от сумасшествия ожидания. Даже в том случае если там ждет что – то, еще более ужасное. Раньше говорили: 'лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас', – посмотрел на нее и попытался улыбнуться. Получилось очень неубедительно.
– Я… Можно мне с тобой пойти, Юра? – очень робко. Даже показалось, что она хочет, чтобы я ответил отказом. Но для меня, такая возможность разделить страх пополам, надеялся, что не приумножу этот страх вдвое согласием, было лучше, чем одному тащиться в непонятном, страшном, чужом городе. Несмотря на попытки бравировать, я действительно очень боялся конца этого пути, или того, что ждет в этом конце. Так что если не страх, то хотя бы ожидание разделим поровну. Все это обдумывал довольно долго, она не перебивала мыслительный процесс. Наконец сказал:
– Решать тебе. Но я не против разделить с тобой тяготы пути. Тем более что, ты так великолепно кидаешься бутылками. Она слабо улыбнулась, и не то, чтобы чудесным образом преобразилась. Нет, в этот момент почувствовал, что рядом со мной женщина, а не просто человек. Почему – то она не ответила. Тем временем мы закончили завтрак, обед или ужин? Биологические ритмы исчезли. Теперь просто, когда хотелось, есть – ел, спать – спал, и так далее. Все с ног на голову.
– Ты не закончил свой рассказ, – сказала Наташа, когда я выключил фонарь.
– А у тебя есть желание дослушать?
– Конечно.
- Ну, тогда продолжу. У меня не было, да, наверное, еще не появились навыки выживания в экстремальных обстоятельствах. Однако, выходя из подворотни, как в кино выглянул влево, отпрянул. Потом вправо, и снова отпрянул. Слева выход на Кронверкский проспект перегораживала баррикада из составленных друг на друга в разном порядке автомобилей. Справа такая же ерунда. Решил идти к Кронверкскому. Свалка автомобилей достигала метров трех в высоту. Пришлось лезть. Я не боялся. В какой-то момент, когда машина подо мной подозрительно дернулась, и раздался скрип, захотелось, что бы вся эта пирамида завалилась и придавила насмерть. То, что ждало на той стороне впоследствии, сделало это желание еще более острым, но случай был упущен. Сразу бросились в глаза головы нанизанные срезами шей на острые пики решеток. Их было много. Очень много, и у всех открыты глаза. Они, как с фотографии смотрели на меня. Спрятаться от этого взгляда было нельзя, даже закрыв собственные глаза. Взгляды отрубленных голов, казалось, констатировали мое присутствие. Я не закричал, сейчас кажется, все это было настолько невозможным, что мозг отказался воспринимать визуальную информацию за реальность. Глаза продолжали видеть и записывать увиденное в какой-то труднодоступный для эмоций участок памяти. Вокруг люди, вернее человеческие тела, убитые самыми дикими, несуществующими способами. Повешенные за разные места, разрубленные и распиленные вдоль и поперек, распятые, сожженные, посаженные на кол. Я не мог адекватно реагировать на увиденное. Краем сознания фиксировал, что среди тех, кто бросался в глаза, не было ни одного, который бы умер ненасильственной смертью. На всех без исключения следы нечеловеческой жестокости, какого-то запредельного надругательства. Мало того все тела стали частью городского пейзажа. Распятые на деревьях, прикованные к решеткам. Одни одетые, другие совершенно обнаженные. Они по замыслу, убийц, которых наверняка было много, с какой-то безумной гармонией втиснуты в городской интерьер. Понимаешь?! Они стали частью этого проклятого города, как прежде, когда были живыми!!! – Я почти орал. Она подползла ближе и обняла за шею, уткнувшись лицом мне в грудь. У меня текли слезы, а воздух клочьями выходил из легких, и не хватало ни времени, ни сил сделать новый глоток этого воздуха. Я это все ощутил, почувствовал. Тысячи маньяков вылезли на улицы, резали, рвали, рубили и вешали людей, с которыми я вчера соприкасался в метро, просил прикурить, о чем-то спрашивал, отвечал на какие то вопросы.… Теперь они кусками не просто валялись, а осмысленно крепились, вталкивались, устанавливались. Они превратились уже не просто в кучу мертвого мяса, а стали частями декорации, какого-то безумного спектакля, где режиссером было нечто нечеловеческое.… У всех, у всех открыты глаза и смотрят, смотрят…– уже не мог говорить, уткнулся ей в волосы и, судорожно вздрагивая всем телом, рыдал. Перед глазами плыли толпы изуродованных трупов. Она тоже плакала у меня на груди. Одной рукой держалась за шею, другой гладила по спине. Спустя время не осталось никаких мыслей, ушли безумные желания. Остались только мы вдвоем, заблудившиеся в чудовищном городе, откуда не было выхода, и где умерла надежда. Просто два человека, мужчина и женщина нашли друг друга, когда все уже было потеряно, и это стало какой-то определенностью. Наши слезы были слезами маленькой, но надежды.
Потом все переживания, кошмар одиночества, встреча, перетекли в глубокий спокойный сон. Я проснулся, обнимая, чувствуя ее тепло. Впервые за все это время стало в определенной степени спокойно. У меня не возникло ни каких сексуальных желаний. Я не нашел в этом ничего странного. Проснулся первым, она пошевелилась чуть позднее. Крепче обнял ее. Мы долго лежали молча и не шевелясь. Она заговорила первой:
– Юра?
– Да,
– А может случиться так, что кто-то из нас сошел с ума и все это происходит в сумасшедшем доме, а тебе или мне это только кажется?
– Ну, если это и так, то рад, что встретил тебя в своей параноидальной галлюцинации. Все то, что мерещилось прежде, даже для сумасшедшего чересчур. Я ведь долго еще лазал по Петроградской стороне. Что-то ел, где-то спал. Уже начинало казаться, что превращаюсь в растение. Все существование свелось только к физиологическому выживанию. Физиология привела сюда и подарила встречу с тобой, Наташа. Так что в каждом минусе при желании можно попытаться отыскать плюс. Расскажи свою историю. Надо думать, что делать дальше и как выбираться из этого, извини, дерьма. Теперь, когда мы встретились, жизнь просто к физиологии не сведешь.
– Моя история не многим отличается от твоей. Точно помню, что приехала в Город, откуда– то. Жила
