Матильда, конечно, была очень храброй особой, но ей не приходило в голову, какое оскорбление она наносит мужу — при всей слабости своего характера, он был злопамятен и этого унижения не простил.
Коммуна пала. После 'кровавой недели' Верлен сначала прятался в доме у тещи, а затем вместе с Матильдой уехал в Фампу — на родину матери. Из столицы приходили дурные вести. Нина де Вилар и ее мать бежали из Парижа в Женеву, поскольку скомпрометировали себя связями со многими коммунарами. Шарля де Сиври арестовали по анонимному доносу, в котором его обвиняли во всех мыслимым и немыслимых преступлениях (это вызвало недоверие следователей, и 'Сивро' в конце концов освободили — но лишь в октябре!). Было решено, что Полю пока лучше отсидеться в деревне и что по возвращении он больше носа не покажет в свою 'конторку'.
В августе возродился ежемесячный ужин 'Гадких мальчишек'. Узнав эту новость, Верлен пришел в необыкновенное возбуждение: 'Я там непременно буду! А что, место то же самое?' И в конце лета 1871 года он, действительно, вернулся в Париж вместе с беременной Матильдой. Но положение его радикально изменилось. До весенних событий он был признанным поэтом, и его будущее казалось безоблачным. Отныне нужно было все начинать сначала — его не желали печатать, и многие от него отвернулись. Именно в это время возникла обоюдная ненависть между Верленом и Леконтом де Лилем. При упоминании имени Верлена, вождь парнасцев неизменно восклицал: 'Как? Он еще жив? Его еще не гильотинировали?' Верлен не оставался в долгу и охотно рассказывал, как перепугался 'бесстрастный' во время Коммуны — даже бороду отпустил, чтобы его не признали.
В сентябре 1871 года — до появления Рембо! — супруги перебираются на улицу Николе, к родителям Матильды. Ибо Верлен уже начал поднимать руку на жену: главный его упрек к ней — она слишком 'холодна' и не умеет по-настоящему любить. Поведение зятя внушает семейству Мотэ все большее беспокойство: отсюда решение держать дочь под присмотром — тем более, что она на сносях.
Мальчик родился 30 октября 1871 года и получил при крещении имя Жорж. Сначала ребенок совершенно не интересовал Верлена. Лишь много позже, в 1878 году, он напишет о 'море своих слез' в стихотворении 'Любовь' и обрушится с упреками на бывшую жену, 'укравшую' у него сына.
Верлен в двадцать семь лет
И те, кто под лучом САТУРНА был рожден,
Светила рыжего, что любо некромантам,
Отмечены меж всех, по древним фолиантам,
Печатью Желчности и веяньем Беды.
Воображенье их (бесплодные сады!)
Усилья разума к нулю немедля сводит;
В их бледных жилах кровь летучим ядом бродит,
Как лава жгучая беснуясь и бурля, -
Их скорбный Идеал мертвя и пепеля![18]
Главная потребность Верлена — быть любимым. В нем сочетается мужское и женское начало: он нуждается в том, чтобы его опекали и заботились о нем, — и одновременно проявляет мужскую хватку, часто становясь агрессивным. Так будет всегда: он домогается и требует любви — от матери, от Матильды, от Рембо. Его поэзия — это всегда самозащита. Он сумел так ловко преподнести публике свои страдания, что почти выиграл безнадежное во всех отношениях дело: вплоть до появления мемуаров Матильды именно ее считали виновницей краха их семейной жизни.
У него натура чрезмерно чувствительная и одновременно склонная к самоутешению: он так легко переходил от ощущения вины к радости освобождения, что впоследствии его обвиняли в цинизме и бесчувственности. На все обвинения у него находилось простое объяснение — 'ведь я же сын Сатурна'. Кроме того, он труслив — боится пожара, наводнения, преследований. Глупое бесстрашие Матильды в дни Коммуны заронило в нем искру ненависти, которая впоследствии заполыхает огнем. Но главный его порок — алкоголизм. После похорон Элизы он беспробудно пьянствовал три дня кряду — к великому отчаянию матери и негодованию остальных членов семьи, поскольку вся деревня потешалась над 'парижанином' и показывала на него пальцем.
К моменту встречи с Рембо брак Верлена уже дал заметную трещину. Причины назывались разные: дурная наследственность Поля, маниакально-депрессивный психоз (страхи и унижение), обманутые надежды (Матильда не сумела дать ему то, в чем он нуждался). Отсюда любовь и ненависть к жене — то же самое позднее проявится в отношении к Рембо (и даже в отношении к обожаемой матери). 'В паре с кем бы то ни было… Верлен очень быстро превращал свое 'гнездышко' в ринг, в поле битвы'. Он неизменно терпел поражение на двух фронтах — сексуальном ('холодность' Матильды) и социальном (не мог стать подлинным главой семьи). Самое любопытное, что громадное интеллектуальное превосходство никоим образом его не утешает — возможно, напротив, еще более угнетает.
К этим внутриличностным причинам добавились неблагоприятные внешние обстоятельства. Брак с Матильдой совпал с началом франко-прусской войны, которая вызывала крайнее отвращение у Верлена. Он вообще ненавидел войну — и как трусоватый по натуре пацифист, и как парнасец левых убеждений. Но войну с Пруссией он вспоминал как ужасное событие, разрушившее многие надежды и, в частности, погубившее 'Современный Парнас':
'Это прекрасное единение продолжалось до войны семидесятого года. Только катастрофа могла разбить такой крепкий союз: поступление в армию, крепостная служба, неизбежные политические разделения (ибо в слове 'роковые' нет мужества), целый ряд важных вопросов, касавшихся родины, затем совести, свели к небытию — жестокое пробуждение! — это прекрасное начинание, этот дивный сон и разбили сообщество на группы, группы на пары и пары на связанные дружбой, но неисцелимо враждующие личности'.
Большое значение имели и сексуальные наклонности Верлена. Лепелетье написал свои воспоминания в первую очередь для того, чтобы защитить память своего друга от позорных для него обвинений в распущенности и гомосексуализме. Первое обвинение он пытался парировать утверждением, что Поль никого не любил до свадьбы с Матильдой:
'Мой друг Верлен в юности отличался гротескным, монголоидным и обезьяньим уродством. Женщинам он внушал отвращение или страх. Он и сам знал об этом, поэтому был робок и неловок в отношениях со слабым полом. (…) Любовниц у него, сколько мне известно, не было. Он игнорировал наши пикники на природе, наши воскресные вылазки в Жуанвиль-ле-Пон, где мы катались на лодках в обществе прелестных морячек. Свидетельствую, что вплоть до брака я ни разу не видел Поля под руку с женщиной'.
Однако Лепелетье оказался не слишком хорошим адвокатом, поскольку увлекался деталями и частенько проговаривался — видимо, сам того не сознавая. Так, уверяя, что у Верлена не было любовниц, он простодушно добавлял, что природные склонности его друг удовлетворял в дешевых борделях, куда предпочитал ходить один, 'никого с собой не приглашая'.
Куда серьезнее было второе обвинение, опиравшееся, прежде всего, на события, связанные с брюссельской драмой, когда Верлен двумя выстрелами из пистолета ранил Рембо в руку. Лепелетье очень не любил Рембо, но в данном случае не решился возложить всю ответственность на него, ибо это скомпрометировало бы и Верлена. Однако есть все основания полагать, что еще до встречи с Рембо Верлен ощутил вкус к 'содомскому греху'. Подтверждением тому — его отношения с Люсьеном Виотти. Если любовь к Элизе была чувством светлым и, можно сказать, добродетельным, то с Люсьеном дело обстояло иначе. Не случайно Лепелетье всячески подчеркивал, что дружил с Верленом
Люсьен, бывший товарищ поэта по пансиону Ландри, был юношей слишком красивым и чересчур женственным. Верлен же как истинный андрогин сочетал в своем характере мужские и женские черты, поэтому был двойствен и в любви — страсть в нем пробуждали оба пола. Правда, в выборе между Венерой и
