Нечто подобное произошло и с 'Пьяным кораблем': в последних числах августа 1871 года, еще ни разу не побывав на море, Рембо создает видение пригрезившегося плавания. 'В этом стихотворении, подлинном половодье слова, он, пользуясь все более углубляемым и развертываемым символом, пророчески предсказывает свой собственный легендарный и патетический удел: все увидеть, все перечувствовать, все исчерпать, изведать до дна и всему найти соответствующее выражение'. С тем, что поэма 'Пьяный корабль' заключает в себе дух пророчества, согласны многие исследователи: например, Станислас Фюме также утверждает, что в этой поэме 'заранее описана почти вся жизнь Рембо'.
Рене Этьямбль, со своей стороны, считает, что программу ясновидения поэт сумел реализовать только в двух вещах — сонете 'Гласные' (более знаменитом) и 'Четверостишии', которое является самым совершенным творением Рембо, ибо это истинное видение:
В августе 1871 года Рембо показалось, что его программа приносит результаты и способна 'очистить' мир: в 'Четверостишии' даже женщина становится прекрасной — без 'прыщей на хребте', уродливых 'титек', насмешливой улыбки. Он убежден, что создал несколько шедевров. Совсем недавно ему хотелось умереть — ярче всего это выразилось в стихотворении 'Сестры милосердия':
Но теперь мысли о смерти отступают — на смену им приходит уверенность в близкой славе. И Рембо предпринимает еще одну попытку прорваться в литературный мир. На сей раз он решил обратиться к Полю Верлену, которого в письме к Изамбару назвал 'истинным поэтом'. Ответ пришел не сразу, что едва не повергло юношу в очередной приступ отчаяния. Он не знал, что его будущего друга пока нет в Париже — Верлен гостил у друзей в Нормандии и вернулся в столицу лишь в конце августа. В состоянии тревожного и мучительного ожидания Рембо создает 'Пьяный корабль' и показывает его Делаэ: именно эту вещь он будет читать искушенным и закоснелым столичным литераторам — этой поэмой он завоюет Париж.
Накануне броска в 'неведомое'
'Все началось с поисков. Я записывал голоса безмолвия и ночи, пытался выразить невыразимое. Запечатлевал ход головокружений'.
В сентябре 1871 года Рембо еще не исполнилось семнадцати лет. Он необуздан и самоуверен, ибо свято верит в свой поэтический дар. Он уже создал 'теорию ясновидения' — осталось применить ее к себе и к другим. Одновременно он сын своей матери — хитрый и прижимистый крестьянин. Чудовищная гордость сочетается в нем с крайней робостью. Реальная действительность вызывает у него два чувства — ненависть и страх слившихся воедино.
В свете дальнейших событий особого внимания заслуживает отношение Рембо к женщинам, которые встречаются в его стихотворениях неоднократно. Сначала это некая загадочная, романтичная, окутанная дымкой 'она'. У 'нее', как правило, античные имена — Венера, Кибела, Ариадна, Леда, Электра. 'Она' напоминает поэту Офелию, ибо 'собирает свой букет в волнах'. Затем, почти одновременно с мерзкими 'прелестями' Венеры Анадиомены, возникают создания более земные: плутовка из 'Первого свидания', рассудительная возлюбленная из 'Ответа Нины', высокомерная особа из 'Романа'. Наконец, у 'нее' появляются 'фиалковые глаза' ('Гласные'[44]). К этим фиалковым глазам и к путешествию в 'розовом вагоне' ('Сон на зиму') друзья поэта впоследствии пытались подобрать подходящую кандидатуру из числа предполагаемых возлюбленных поэта.
По утверждению Эрнеста Делаэ, его друг отправился в столицу вместе с некой девушкой из Шарлевиля:
'… он полюбил сразу, уже в ранней юности, с пылом и чистотой ребенка, но со смелой уверенностью мужчины. Из его 'возлюбленных крошек', которых он сопровождал 'на музыку' или в другие места, которым посылал страстные письма — об утрате их, замечу в скобках, можно только сожалеть, ибо возмущенные родители завладели ими и уничтожили — есть одна, которая осталась с ним, привязалась к нему, покинула, чтобы не расставаться с ним, семью и домашний очаг, стала 'соузником по преисподней'.[45] Во время второго путешествия в Париж в феврале 1871 года она пожелала сопровождать его, хотя он был против. Не имея никакого пристанища, они провели первую ночь на бульварной скамье. Утром он потребовал, чтобы его подруга, взяв все деньги, какие у них были, отправилась на Северный вокзал: они рассчитывали, что ее приютят родственники, жившие в одном небольшом городке в окрестностях Парижа. Возлюбленная то ли покорилась, то ли сделала вид. Во всяком случае, Рембо не был уверен, что она уехала: он боялся увидеть ее в толпе, где она могла прятаться, следя за ним. Он не избавился от беспокойства и несколько месяцев спустя, когда рассказывал эту историю. Встретились ли они вновь? Это вполне вероятно, и расставание произошло, скорее всего, позже. Именно у нее были фиалковые глаза, воспетые в сонете 'Гласные'. Рембо никогда больше не позволял себе откровений по этому поводу. Даже в моменты, когда ему на все было в высшей степени наплевать, даже в минуты конвульсивной веселости, когда ему нравилось разыгрывать из себя прожженного циника, он внезапно мрачнел и раздражался, если ему намекали на эту столь мучительную для него любовную связь, и
