В полночь послышалось знакомое гудение самолетов. В отсветах больших костров один за другим промелькнули два «Дугласа» и подрулили к опушке леса.
Первым из самолета вышел Алексей Тужиков.
— Принимай уральские посылки! — весело крикнул он, и мы, по нашему обычаю, крепко обнялись.
— Как съездил?
— Отлично. Трудно передать на словах, как нас встречали. А между прочим, вам повезло.
— Почему?
— Посылки первыми получаете.
— Где они?
— В самолетах.
Партизаны уже грузили из «дугласов» на подводы разнокалиберные ящики, мешочки.
Наутро половину поляны перед штабной землянкой заполнили партизаны почти из всех отрядов бригады. Когда шум утих, вперед вышел я.
— Товарищи! Представитель штаба партизанского движения батальонный комиссар товарищ Тужиков в апреле был на Урале.
Наш представитель побывал на заводах, шахтах, фабриках, в колхозах и учебных заведениях, встречался с рабочими, колхозниками и учеными, которые, не жалея своих сил, куют победу над врагом.
Труженикам тыла он рассказывал о наших славных боевых делах. Сейчас он расскажет, как трудящиеся Урала куют оружие для нашей победы.
На середину поляны Тужиков вышел не торопясь. По привычке сунув ладонь левой руки за поясной ремень, он начал подробно рассказывать о своей поездке.
— Мы были на многих предприятиях Перми, съездили к металлургам старинного города Лысьвы, потом оттуда поездом проехали в Губаху, Кизел. Это были исключительно горячие встречи. Народ трудится, народ отдает все свои силы для разгрома врага.
В Кизеле я беседовал с шахтерами. Особенно запомнилась мне встреча с проходчиком Краснощековым. Когда началась война, он был пенсионером. Душа старого шахтера не выдержала. Он тоже решил внести свой вклад в дело победы над врагом. И вот почти шестидесятилетний шахтер Краснощеков дает по полторы-две нормы в день. А машинист врубовой машины Кокшаров выполняет по три-четыре сменных задания.
Над поляной стоит тишина. Партизаны внимательно слушают рассказ своего посланца.
Прошел час, второй. Никто не расходится. Тужикову задают десятки вопросов. Людей волнует не только жизнь на Большой земле, но и международные проблемы. Многие спрашивают об открытии второго фронта.
Перед обедом началась вторая часть праздника — вручение посылок партизанам.
Первый получает посылку Иван Прокофьевич Жигалов — подрывник из группы Александра Никитовича Мудрова. Он пришел к нам после того, как оккупанты сожгли его деревню, убили жену, невестку и дочь.
Старый партизан нерешительно держит подарок с Урала, рассматривает его со всех сторон, по- хозяйски щупает швы.
— Дядя Ваня, распечатай, — говорит ему Павел Митрофанов и подает нож. Все склоняются над посылкой. Жигалов вынимает оттуда белье, мыло, носовые платки и вслед за тем извлекает какой-то предмет овальной формы, который старательно обложен шерстяными носками и рукавицами.
— Что это? — спрашивает кто-то из партизан.
— Мед!
— Гусиное сало от морозов! — шутят окружающие.
Дядя Ваня осторожно отвязывает рукавицы, носки. Во фланелевом мешочке оказались четвертинка водки и большая ядреная луковица.
Руки старого партизана дрогнули, на глазах появились слезы, которые как белые горошины побежали по щекам.
— Что ты, дядя Ваня? Да ты не волнуйся, — уговаривают его товарищи.
— Жену вспомнил. Она у меня душевная была. По воскресеньям всегда на стол ставила четвертинку и рядом — луковицу. Знала, что другой закуски мне не надо, — роняя тяжелые соленые слезы на посылку, проговорил Жигалов.
В посылке оказалось письмо. Небольшой треугольный конверт был прошит крест-накрест белыми нитками. Ивану Прокофьевичу не терпелось узнать, кто же оказался этим добрым человеком, который так старательно подобрал столь нужные для партизана вещи. Он надкусил нитку, осторожно распечатал конверт. Но тут снова слезы заволокли глаза, и он протянул письмо Павлу Митрофанову:
— Прочитай-ка.
Павла окружили остальные партизаны.
«Дорогие мои сыны, — начал читать Митрофанов, — от всей души посылаем наши скромные подарки. Пусть наши носки и рукавицы согреют вас. Бейте фашистов, отомстите за все страдания, которые они принесли советским людям. Отомстите и за моего сына Николая, который погиб на фронте. За нас не беспокойтесь. Хоть много наших рабочих и ушло на фронт и их заменили мы, женщины, наш завод не бывает в прорыве. Наоборот — работаем без устали, со временем не считаемся и стараемся дать для фронта все необходимое. Наши сталевары Бражников, Гарипов, Протасов, Труханов и многие другие освоили новый сорт стали, который нужен для военной продукции, а кочегары и машинисты паросилового цеха за год сэкономили три тысячи тонн угля — намного больше, чем до войны. Поэтому, товарищи партизаны, не жалейте сил для победы, а мы вас обеспечим всем необходимым.
Желаю вам всем успехов и невредимыми вернуться домой к своим семьям.
Работница механического цеха Лысьвенского металлургического завода Анна Снигирева».
— Спасибо тебе, Аннушка, за подарок, за теплое слово, за твою хорошую работу, — сказал Иван Прокофьевич, пряча дорогое письмо в карман.
В каждой посылке были письма, записки. Шахтеры Кизела, машиностроители Перми, металлурги Лысьвы рассказывали, как они трудятся для победы над врагом, желали партизанам боевых успехов.
Прислали письмо и ученики пятьдесят первой школы Перми. Они рассказывали о своей учебе, о том, как после уроков ходят на завод и помогают выполнять фронтовые заказы.
Все письма уральцев читались в отрядах и ротах. И тут же писались коллективные ответы.
Поздно вечером я вернулся в штабной шалаш.
За столом с медалью на груди сидел наш любимец Петя Гурко. Рядом лежала распечатанной полученная им посылка, а на ней письмо. Оно было написано крупным, неровным почерком. Начиналось письмо словами:
«Дорогой дядя партизан! Мы, воспитанники Пермского детского садика № 32, желаем тебе хорошего здоровья и боевых успехов».
Петя выжидательно посмотрел на меня, пожевывая печенье, которое получил в посылке.
— Илья Иванович, разве я уже стал дядей?
— Раз воюешь и медаль имеешь, значит, ты уже взрослый.
— Что мне делать теперь?
— Надо ответить на письмо. Ребята обрадуются, когда узнают, что тебе девять лет, а ты уже партизан, помогаешь взрослым воевать с фашистами.
— Я не умею писать письма. Я только один класс окончил, да вот здесь с букварем кое-когда занимаюсь.
— Не беда. Пиши как можешь, как думаешь, так, как со мной сейчас разговариваешь. Что думаешь — то и пиши.
Чуть ли не два часа сидел Петя над листком бумаги. Письмо было написано коряво, с ошибками, и я не стал его исправлять. Ведь это было первое письмо в жизни мальчика-партизана и написано от души, от всего сердца.
За две недели транспортные самолеты доставили нам немало боеприпасов, особенно необходимой
