часы, проведенные у постели смертельно больного, ослабили ее и стали причиной болезни после того, как она уехала. Не могу описать, как мне было больно, когда я узнал, что он умер; но, знаешь, Аддис, возможно, Господь смилостивился над ним. Поверь, так было лучше.
Сколько же милосердных смертей! Действительно, Всевышний демонстрировал чудеса сострадания, расчищая дорогу для Саймона.
— Почему?
Саймон задумчиво поджал губы. Он превратился в человека, которому очень не хочется говорить неприятную для собеседника правду.
— Не сердись за мои слова. Ты же знаешь, я говорю это не для того, чтобы очернить добрую память хорошего человека. Но восстание Ланкастера было проделкой дьявола, и после того как наш король подавил его, пощады не было никому. В королевстве едва нашелся бы перекресток, на котором не стояла бы виселица с болтающимся в петле трупом. Твой отец был слишком щедрым с предателями, делился с ними всем, чем мог, и на него пало подозрение. Если бы Патрик не умер… Как бы там ни было, из-за предательства король и затеял конфискацию земельных владений. Только благодаря моим дружеским отношениям с некоторыми из его приближенных мне удалось сохранить земли во владении семьи.
— Но ты ведь не де Валенс, Саймон, и не сын Патрика. Если не считать женитьбы отца на твоей матери, ты не имеешь никакого отношения к нашей семье.
— Вот потому-то король и пошел на уступки. В противном случае на моем месте мог оказаться какой- нибудь барон со стороны, которого король захотел бы облагодетельствовать. Во всяком случае в результате жена Патрика не осталась без крова, слуги и крепостные тоже не разбежались. Земли остались в целости, их не раздали по кусочкам.
— Каковы были свидетельства против моего отца?
— Его дружба с Ланкастером. Несколько встреч на протяжении года перед тем, как начался мятеж. До меня доходили слухи о том, что было еще что-то, но, поскольку суд не проводился…
— До меня доходили слухи, что ни над кем из казненных суд не проводился. И что приближенные короля воспользовались ситуацией, чтобы устранить собственных врагов и прибрать к рукам земли, что побогаче.
— Советники короля — достойные мужи, которые помогают ему во всем, — вспылил Саймон. — А ты сам прекрасно знаешь, что Эдвард очень нуждается в помощи, ему нужны сильные люди рядом. Короля мало интересуют государственные дела.
— Нет королей, которые не нуждались бы в мудром совете и сильных помощниках. Только я слышал, что Хью Деспенсер — не просто помощник, и его влияние на короля имеет, скажем так, слегка личный характер. Говорят, что он — новый Пирс Гейвстон.
При упоминании юного гасконского рыцаря, про которого говорили, что он был любовником Эдварда в молодые годы последнего, лицо Саймона залило пунцовой краской.
— Это оскорбительная и наглая ложь, в которой нет ни унции правды!
— Как скажешь. Я с Эдвардом встречался только однажды, поэтому не мне судить. Значит, Барроуборо тебе передали без всяких документов? Семью не могут просто так лишить ее собственности, согласись.
— В королевстве из-за беспорядков неведомо что творилось. Ты погиб… — впервые за все время Саймон проявил признаки некоторой неуверенности.
— Я ушел в крестовый поход, а права и собственность рыцаря должны находиться под защитой, пока он сражается во имя Господа.
— Люди видели, как ты пал на поле брани. Так что причин сомневаться не было…
— А мальчишка? Про него что скажешь?
Лицо Саймона застыло, словно маска.
— Что я должен сказать про мальчишку?
— Если нет тела, как можно быть уверенным, что я погиб? При подобных обстоятельствах до тех пор, пока время или факты не подтвердили бы, что я действительно мертв, как мне кажется, земли должны были сохраняться для Брайана. Тебя могли назначить в качестве опекуна до совершеннолетия мальчика; поэтому странно, что сына отправившегося в крестовый поход рыцаря так легко лишили законного наследства. Неужели для нашего короля традиции страны ничего больше не значат?
Саймон никогда не был глупым и понимал, что Аддис говорит о тех вещах, которые ставят под угрозу его владение Барроуборо.
— Нашего короля предательство подстерегает за каждым углом, и по этой причине королевское слово превыше всяких традиций. Что же касается мальчика, я искал его, чтобы предоставить ему дом и заботу.
— Очень благородно с твоей стороны, — улыбнулся Аддис. — Однако жена моего брата позаботилась о мальчике. Ты будешь рад узнать, что с ним все в порядке, он здоров и находится в надежном, безопасном месте, о котором знаю только я, так что, если положение дел изменится, ему ничего не грозит.
Он сделал паузу, давая возможность собеседнику вникнуть в смысл сказанного и наблюдая в повисшей тишине за реакцией Саймона. Он наткнулся на острый, проницательный взгляд сводного брата, и в воздухе между двумя креслами возникло буквально физически ощутимое напряжение. Молчание затянулось. Саймон открыто изучал его, пытаясь определить, на что способен Аддис. Тихое присутствие ожидающего в готовности к действиям Оуэна неожиданно стало очень заметным.
«До какой степени ты уверен в королевском расположении к тебе, Саймон? Достаточно ли уверен, чтобы прикончить меня прямо здесь, в этой комнате?» Аддис почувствовал, что сидящий перед ним мужчина мысленно проводит опасные расчеты, а тот, что находится за спиной, приготовился к решающей минуте. Аддис оглядел комнату: стол, кровать, ковры — все предметы, которые находились здесь на протяжении нескольких поколений, были на своих местах. На него снова навалилось ощущение нереальности происходящего, а вместе с ним и отупляющее безразличие к грозящей ему опасности.
— А где меч Барроуборо? — спросил он, заметив зияющее пустотой место на стене, где обычно висел тяжелый меч. Когда предыдущий король потребовал, чтобы все основные землевладельцы страны предоставили документы, подтверждающие их право на владение землей, начиная с периода царствования короля Вильяма, дед Аддиса снял со стены старинный меч и предоставил его в качестве доказательства.
— Потерялся. Украли.
Интересно. Как можно потерять меч? Аддис по-прежнему ощущал за спиной присутствие Оуэна, словно ангела смерти. Благоразумие требовало, чтобы он на время развеял подозрения Саймона, как, собственно, и планировал заранее, но внезапно Аддису стало совершенно все равно. Наоборот, он почувствовал сильное и настойчивое желание вызвать соперника на провокацию.
— Ты же прекрасно понимаешь, что такое объяснение меня не устраивает.
В глазах Саймона блеснул огонек удивления, вызванный тем, что Аддис с такой смелостью пошел на почти открытую конфронтацию. Затем он прищурился — холодно и расчетливо; этот взгляд Аддис хорошо помнил еще со времен их совместной молодости.
— Ты ничего не приобретаешь, отказываясь.
— Я ничего не приобретаю, соглашаясь. Или же ты теперь, зная, что я действительно жив, намерен отойти в сторону?
— Когда король передавал мне эти земли, вопрос о твоей смерти почти не возникал. И тот факт, что ты жив, никакого значения теперь не имеет. Предательство твоего отца стоило тебе Барроуборо.
Значит, речи о «доброй памяти хорошего человека» уже нет и в помине; остался только предатель.
— Из-за выгодной во всех отношениях и своевременной смерти моего отца я лишился Барроуборо. Поскольку я находился далеко, Отстоять честь семьи было некому. Но то, что сделано, можно изменить, — он поднялся с кресла. — Что ж, мне пора уходить. Прошу передать мои извинения леди Мери за то, что я не смогу присутствовать на торжествах, устроенных в мою честь.
Саймон тоже встал во весь рост. На его лице не осталось и следа от напускной радости человека, заново обретшего брата; теперь перед Аддисом стоял сильный соперник, отлично понимающий, о чем его предупредили. Аддис повернулся к Оуэну:
