плотной белой тканью, ноги у щиколоток крепко перехвачены тонким кожаным ремешком.
Ну, и кто же здесь такой хваткий?
Господи, Отец мой небесный, стыдно-то как!
Напротив него, метрах в пяти, сидела на корточках чукчанка, зажав между худенькими коленями какое-то древнее ружьишко.
Молоденькая совсем, лет двадцать, хотя у чукчей этот возраст считается уже весьма почётным — как у русских сороковник.
Симпатичная даже: пикантный разрез глаз, чувственные губы, фигурка гибкая, точёная. Во всем облике сила звериная ощущается, грация дикая.
Про такую Саня Бушков обязательно бы что-нибудь эдакое выдал: «Прекрасная охотница, восхитительная в своей дикости, чувственная и опасная…»
Ладно, Санёк далековато нынче, не докричишься, не дозовешься. Если правильно формулировать и в корень вещей зрить, то он и не родился ещё вовсе…
Девчонка невозмутимо смотрела на Ника своими чёрными глазами и молчала.
«Да без вопросов, мы ребята тоже неразговорчивые, в молчанку играть не впервой», — подумал Ник, стараясь сохранять на лице маску невозмутимости и полного покоя.
После нескольких минут тишины девушка всё же спросила, указав на Ника тоненьким указательным пальчиком:
— Как зовут того, кто живёт на твоём плече?
Хороший вопрос. Ник сразу понял, что это она про татуировку спрашивает.
Только вот какое плечо имелось в виду?
На левом у него Че Гевара изображён: славный такой, светло-зелёненький, в лихо заломленном берете, с «калашом» в руках. Лет двенадцать уже той татуировке.
А на правом плече — свежая совсем, нанесённая в канун Нового Года.
Нового — тысяча девятьсот тридцать восьмого, в соответствии с модой нынешней.
Это Сизый посоветовал, мол, не стоит выделяться из общей массы, ближе к народным чаяниям надо быть! Сам и наколол, ясен пень.
Чукчанка оказалась сообразительной, сразу просекла те его сомнения и любезно уточнила:
— Того, кто на забинтованном живёт.
— Его зовут, — ответил Ник, стараясь говорить неторопливо и внятно, — Иосиф Виссарионович Сталин.
— Правильно, — неожиданная собеседница кивнула головой. Мимолётно улыбнулась даже.
Ещё помолчали.
— А на другом?
— Того что на другом — Эрнесто Че Гевара.
— Симпатичный какой, — заявила девица, пристально глядя в глаза Нику. — Только мне это всё равно — как их зовут. Те, в пятнистой одежде. Они по-русски плохо говорят. Хуже чукчей. Они обещали за тебя — чай, табак, спирт. Но ты мне нравишься. Покрасивше этого зелёного будешь. Понимаешь? — улыбнулась лукаво и медленно, с намёком, провела ладошкой по своей коленке.
Чего ж тут непонятного? Ник всегда знал, что нравится девушкам. Много всяких у него было, даже американка одна…
Глава первая
Чужой парашют и Кресты
Мокрая, местами пожелтевшая трава частного аэродрома, где-то между Красным Селом и Ломоносовым. Самолёт неуклюже оторвался от взлётной полосы и неровными толчками начал набирать высоту. В этот момент громко зазвонил мобильник.
Инструктор Петрович скорчил недовольную мину, но всё же разрешающе махнул рукой: мол, давай, поговори, — я добрый сегодня.
— Да? — спросил Ник, нажимая нужную кнопку.
— Здесь Ахмет, — оповестила трубка с лёгким кавказским акцентом. — Твоя дочь и жена у нас. Вах, какие красивые девочки, просто персики! Три дня у тебя на всё. Хочешь женщин своих обратно получить — рассчитайся полностью, будь мужчиной! Всё ясно?
— Всё, — прошептал Ник.
— Тогда — Роджер!
Длинные гудки, отбой.
Похоже, действительно — всё. Где взять миллион баксов? Негде, сожрал всё ипотечный кризис. Ещё несколько месяцев назад Ник был преуспевающим бизнесменом, а ныне? Ныне — банкрот полный, даже квартиру и две машины в пользу кредиторов пришлось отписать, а долгов ещё осталось — выше крыши среднестатистического небоскрёба, проценты по ним ежедневно бегут.
Нет денег, совсем нет. Вот, хотел годовой абонент на прыжки с парашютом обратно сдать, хоть немного наличности получить на руки, не согласились в Авиаклубе. Мол, денег у самих нет, да и в договоре отсутствует такой пункт, а прыгать хочешь — так это пожалуйста, просим!
Конечно, решил прыгнуть, раз всё равно приехал. Тем более что и осень в этом году на удивление тёплой выдалась: первая декада ноября на исходе, а в лесах ещё грибы вовсю собирают.
Любил Ник это дело: небо бездонное над головой, домики крошечные проплывают внизу, свежий ветерок, воздух — как после дождя в деревне, пахнет чем-то свежим и влажным, совсем чуть-чуть угадывается аромат полевого разнотравья …
— Всем приготовиться! — громко скомандовал Петрович. — Начинаю обратный отсчёт: тридцать, двадцать девять, двадцать восемь… два, один, ноль! Первый — пошёл!
Голубой купол неба, восхитительное чувство свободного падения…
Тут, в считанные секунды, Ник и понял, что надо делать. Года полтора назад, когда денег было навалом, застраховал он свою жизнь в солидной зарубежной компании, причём со страховой премией родственникам в случае чего, более чем значимой. И с Ахметом рассчитаться хватит, и девчонкам ещё останется на безбедную жизнь! Нормально всё должно сойти. Какое такое самоубийство? Несчастный случай обычный: просто парашют не раскрылся — по неустановленной причине.
Рука разжалась, отпуская заветное кольцо…
Ник летел с огромной скоростью по узкому чёрному туннелю; где-то в конце туннеля чуть виднелось, вернее, только угадывалось крохотное белое пятнышко. Пятно неуклонно приближалось, расширялось, из него, словно щупальца спрута, вылетали разноцветные спирали, опутывали Ника, пеленая в радужный кокон…
Господи, страшно-то как! Господи!!!
Рука судорожно потянулась к отпущенному только что кольцу, но пальцы предательски занемели, совсем не слушались.
Ну, ещё немного, последнее усилие…
Голубое небо, восхитительное чувство свободного падения. Рука уверенно сжимала кольцо парашюта. Только вот кольцо какое-то другое: было маленькое латунное, а это большое, деревянное на ощупь.
Ладно, потом сообразим, что к чему. Рывок!
Как в плечи-то ударило, больно!
Ник посмотрел вверх: над его головой громко хлопал незнакомый купол светло-коричневого цвета, раза в три больше обычного. Что за хрень такая?
Посмотрел вниз: приближалась земля.
Какие-то конники скакали навстречу друг другу, много-то их как, не иначе — целая дивизия!
