ушами и в деталях описать все доставшиеся на твою долю знаки внимания.
К сожалению, найти достойного слушателя - задача не легче, чем влюбить в себя принца. У всех вокруг - своя жизнь и они хотят говорить про свое, а не про то, что вы ели, что танцевали и что обсуждали там, на великосветском пати. И приходится быстро-быстро переключаться со своей эйфории на чужие проблемы.
Вот и я немедленно переключаюсь, увидав во дворике смурного Герку с сигаретой в вяло опущенной руке.
Не думаю, что его выгнали из теткиного дома, чтоб атмосферу не портил. Сестры мои не курят, но и здорового образа жизни не исповедуют. Соньке просто курить нечего - уж очень здесь, в Европе, дрянные и дорогие сигареты. Кажется, что привычную продукцию знакомых фирм кто-то в рамках антитабачной кампании вскрывает и набивает сенной трухой пополам с мышиным пометом. Майка не курит, потому что сестрицына жизнь и без того стимуляторами полна - бодрости духа в ней под завязку, а в жилах ее течет чистая никотиновая кислота[50]. Организм Майи Робертовны не только пищу - он что угодно в энергию преобразует. Такому организму курить - только зря время терять. Но на нашу с Геркой дурную привычку никто не реагирует.
И все-таки он сидит здесь, в холодной вечерней мгле, а не на теплой кухне, не на обширном балконе и не у телека. Что же случилось?
Подсаживаюсь к племяннику и ерошу ему волосы.
- Как дела?
- Хреново, - выдыхает Гера.
- Совсем или относительно?
- Не знаю. Может, и совсем.
- Подробности будут?
- Конечно, будут. Скажи мне, Ася, как отшить хорошую девушку, о которой всегда мечтал, чтоб жизнь ей не испортить?
Ну ёпэрэсэтэ...
- Сперва объясни, зачем тебе это надо?
- Это не мне, это Хелене надо. Мы сегодня гуляли и она призналась, что хочет съездить в Россию, посмотреть... - Герка надолго замолчал.
Будь мой племянник рядовым юзером девушек, никаких бы дальнейших пояснений не потребовалось. Не хочется парню в двадцать три года связывать себя серьезными отношениями - нормально! Девушке хочется, а парню - нет. Не готов он семью заводить. А с такими, как Хелена, каникулярный секс наездами исключен. Она не ханжа, она не липучка, но годами тянуть бодягу бесперспективной связи - не ее сценарий. Если Хелена решила, что Гера - ее мужчина, то держать его на скамейке запасных и попутно подыскивать жениха посговорчивее она не будет. Просто не сможет так жить - встречаться с одним, спать с другим, в невестах ходить у третьего. Цельная натура. Если выбирает, то выбирает близкого человека на все роли, а не на четверть ставки пошабашить, пока официальный суженый маму в каких-нибудь Дюссельдорфах навещает...
И Герка такой же. Хелена ему дорога и нужна. В чем же дело? Молчу, жду, пока сам признается.
- Я ей не пара. Ты же знаешь, кто я - простой ветеринар, проще не бывает. Хорошо хоть квартира своя. Ни перспектив, ни свободы, одна рутина и маета. И потом, менять Берлин на Москву...
- ...это правильно! - смеюсь я. - И среди молодых берлинцев - очень модно. В смысле, популярно. Оглянись вокруг, Гер. Это город для туристов. Здесь можно с кайфом провести неделю-другую-третью. А жить здесь скучновато. Работы нет. Перспектив куда меньше, чем в твоей клинике. Ты представь: вот стоит она, Хелена твоя, с утра до ночи за прилавком. Вечерами ест арабские полуфабрикаты и смотрит местное ТВ. В выходные ходит в церковь. Раз в месяц - в гости или в кино. И так - из года в год.
- Ну, это сейчас... - пожимает плечами Гера.
- А может, и через десять лет так же будет. И через двадцать. И через сорок. Ты для нее - билет в большую жизнь. Нелегкую, не сахарную, но большую и настоящую. Где Хеленка твоя покажет, на что способна. Тебе кажется, быть ветеринаром - это убожество? Что жену из Европ везти надо только если ты богат и в два слоя позолочен? Хелене наверняка так не думает.
- Откуда ты знаешь? - бурчит Герка.
- Просто знаю. Хочешь, я с ней по душам поговорю?
- Хочу! - отрезает Гера.
- Завтра. Завтра откроется ее магазин слащавых глупостей, я пойду туда, затащу девушку за кучу семейных альбомов и все-все выведаю. А потом расскажу тебе. Как есть.
Дураки мы, русские. Не видим того, что у нас под носом. Боимся окружающего мира и выдумываем сказки пострашнее любой реальности. Сказки, в которых на любовь право имеют только гении-герои-богачи-красавцы-аристократы - сочетание, в действительности не встречающееся. Сказки, в которых у женщины не бывает сопротивляемости, так что любая заезжая ведьма элементарно берет королевскую дочурку за руку и ведет в дремучие леса, чтоб уложить в хрустальный гроб до поцелуя того самого гения-героя-богача-красавца-аристократа. Словно ценную бандероль на полку. Сказки, в которых миры рушатся из-за всякой чепухи вроде пропажи драгоценной заговоренной побрякушки из магического сейфа...
А еще мы не видим настоящей любви и верности, сколько бы она перед глазами ни мельтешила. Просто потому, что вид у нее не сказочный, обыденный такой вид. Бывает, что и вообще непрезентабельный.
Может, потому мы ищем волшебные острова, открытые для иммиграции, и дожидаемся реанимирующих поцелуев, пренебрегая настоящими людьми и настоящими мирами? Не знаю.
* * *
- Хелене, ты мне веришь?
Хелене на меня не смотрит. Она разглядывает потолок. Глаза ее распахнуты широко-широко, чтобы удержать закипающие слезы. Она сильная, она выдержит, она не расплачется.
- Он понимает, что не принц. И эта мысль делает его сущим засранцем.
- Варум[51]?
- Да потому, что он готов отказаться от тебя, лишь бы не портить твою жизнь своим непринцевым присутствием. Считает, что недостоин.
- Может, я ему просто не нравлюсь?
- Ой, хоть ты-то ужасов не выдумывай! Мне и Геркиных придумок хватает... Ты не понимаешь дурного российского снобизма. И хорошо, что не понимаешь. Племянничек уже все за тебя решил: надо, чтоб у такой девушки был муж- продюсер, миллионщик и живая легенда. На меньшее ей соглашаться незачем. Нам надо втемяшить в его глупую башку, что он тебе подходит.
- Втемяшь... Ты втемяшаешь ему в башку?
- Втемяшаю... Мне только немного времени надо.
- А знаешь, что он сказал, когда увидел это? - она вдруг показывает свечу в форме ангела. - Он сказал: «Но ангел тает, он немецкий, ему не больно и тепло»... И я... - Хелене закрывает лицо ладонями и тоненько, беспомощно всхлипывает.
Я достаю мобильник и начинаю злобно лупить по клавишам.
- Гера? Ты дома? Ноги в руки и сюда. В магазин! Что-что... Женить тебя буду, дубина!!!
* * *
В любом приключенческом опусе новичок обретает опытного, сильномогучего наставника как нефиг делать. Это закон жанра. Правда, непонятно, откуда на великое множество новичков берется великое же множество суперспециалистов. Они что, сидят в специальном накопителе для спецов и ждут своего часа? У нас с Геркулесом сюжет развивается совсем по другим, неприключенческим законам. И дорогой напарник мне мало чем помогает, хотя предан и силен сверх всякой меры. И я его ничему научить не могу, потому как и сама не джедай.
Вместе учиться? Я что, Гарри Поттер со товарищи? Это, кажется, такое знание, которое поодиночке получают.
Нужно поговорить. Хоть бы и тут, в барбакане. Хорошее место, защищенное.
Я заношу ногу над пропастью - и в последнюю секунду понимаю: я НЕ ЗНАЮ, как снова стать драконом. Ни ключевого ощущения не помню, ничего. Прыгни я сейчас со стены, Дубине придется общаться с эскалопом из моей тушки.
Вот так и погибает большинство героев. Не от вражеской руки, а от собственной самонадеянности. Привыкаешь к мысли, что у тебя на вооружении и то есть, и се, и все. И заодно к мысли, что ты непобедим и непостижим. Ха! Лучше уж паранойя, чем эта гармония мыслей и чувств, блин.
Избегнув смерти благодаря остаткам страха высоты, я традиционным способом преодолеваю лестницу, ворота и вдоль стены подхожу к Геркулесу. Тот сидит, скрестив ноги и уставившись перед собой невидящим взглядом.
- Кордейра меня бросила, - произносит он невыразительным голосом. - Испугалась.
- Вернется. - Мне хочется пренебрежительно махнуть рукой, но я воздерживаюсь. На его месте мне бы захотелось оторвать эту руку, позволяющую себе лишнее, когда у меня такое горе.
- Я для нее чудовище.
- Потому что она видела в тебе принца. А я для нее чудовище с самого начала. Пойду, поговорю с нашей овечкой.
- Ты ее презираешь? - Он поднимает на меня глаза, в которых нет ни грана веры. Зато тоски - целый океан.
- Я ее не понимаю. Я ее опасаюсь. - Перед Дубиной в таком состоянии надо быть очень осторожной и очень честной. Он, когда расстроен, бывает до ужаса энергичным.
- Боишься, сделает из тебя королеву-мать? - усмехается мой опасный собрат по оружию.
- Нет, просто королеву. - Плохо же он меня знает, если думает, что беглая каторжница боится роли королевы на пенсии. Вот правящей королевы - это да! А не правящей... Тьфу!
Дубина поднимает брови, как будто эта мысль кажется ему непривычной. А я иду искать Кордейру, пока он там мимику разрабатывает.
Думала, Кордейра отыщется в спальне, среди конфеток- думочек, в слезах и размышлениях о том, как ей жить дальше, без веры в людей. В нелюдей. В прекрасных принцев, короче.
А она, оказывается, во внутреннем дворике лютует. Нашла где-то двуручный меч (где-то! в своей оружейной!) и рубит в капусту свой собственный скульптурный портрет. Мраморный и ОЧЕНЬ крепкий. Бело-розовые брызги в изящных прожилочках так и летят, так и летят.
- Кордейра! - решительно выступаю я на передний план. - Корди! Послушай меня!
Она опирается мечом на
