Через день после его смерти заболели сразу шестьдесят человек. Ещё через день — двести. Ещё через день — тысяча. Большинство умирали через два часа. Другие умирали медленно… несколько дней, покрытые язвами, агонизирующие в страшных мучениях.
Люди, которых я знал всю жизнь, превращались в покрытые волдырями мешки костей прямо на моих глазах. Будь ты проклят, Сарк, за то, что заставил меня вспомнить это!
На седьмой день болезнь добралась и до людей Фанчо. На девятый — до гражданского населения. Валис вводил всевозможные карантины, но бесполезно. Он работал без перерыва весь бесконечный день напролёт, пытаясь найти лекарство, стараясь обуздать беспощадную болезнь.
На десятый день заболел один из Обрекающих Орлов. В муках Пытки, выплёскивая кровь сквозь прорези визора, он убил двух своих товарищей и девятнадцать моих солдат. Болезнь преодолела даже печати чистоты Астартес.
Я пришёл к Валису в надежде на добрые вести. Он организовал лабораторию в инфирмиуме; образцы крови и срезы тканей бурлили в перегонных кубах и отстаивались в склянках с растворами. Он заверил меня, что Пытка может быть остановлена. Объяснил, как это необычно для эпидемии — распространяться в таком холодном климате, где нет тепла для инкубации и процесса разложения. И ещё Валис считал, что болезнь не развивается при свете. Поэтому он приказал развесить фонари в каждом закоулке города, чтобы нигде не оставалось темноты.
Не оставалось темноты. Там, где её не было от природы. Был изгнан даже полумрак глухих помещений. Всё сияло. Возможно, теперь Вы сможете понять, почему я не выношу света и сижу в темноте.
Зловоние сгнившей крови было страшным. Валис делал всё, что мог, но мы продолжали умирать. Через двадцать один день я потерял тридцать семь процентов моего полка. Фанчо вымерли практически полностью. Двенадцать тысяч пиродианцев умирали или уже были мертвы. Девятнадцать Обрекающих Орлов пали жертвой болезни.
Вот Вам факты, если они нужны: чума выживает в климате, который должен был бы убить её; она не передаётся обычными путями; она не поддаётся никаким попыткам сдерживать или контролировать её распространение, несмотря на все меры усиленного карантина и санитарную обработку заражённых мест огнемётами; она имеет очень высокую вероятность заражения, даже печати чистоты Астартес не являются для неё преградой; её жертвы умирают в страшных мучениях.
А потом один из Обрекающих Орлов расшифровал мерзкие надписи на одном из штандартов Хаоса, развевавшихся снаружи у стен.
Там было…
Там было одно слово. Одно грязное слово. Одно проклятое, мерзкое слово, забыть которое я пытаюсь всю свою жизнь.
V
Я вытянул шею в темный проём двери:
— Слово? Какое слово, полковник?
С сильнейшим отвращением он произнес его. Это было даже не слово. Отвратительное бульканье, почти целиком состоящее из согласных. Имя, символ самого демона-чумы, одно из девяносто семи Богохульств, Которые Нельзя Облекать В Слова. При его звуках я свалился с табурета, тошнота скрутила мне внутренности. Калибан пронзительно заверещал. Сестра упала в обморок, служитель бежал. Баптрис сделал несколько шагов прочь от двери, развернулся и его театрально вырвало.
Температура в коридоре упала на пятнадцать градусов.
Дрожа, я пытался поставить перевёрнутый табурет и поднять летописца, сбитого служителем. В том месте, где машина напечатала это слово, пергамент начал тлеть.
Крики и стоны из разных палат эхом заметались по залу.
А затем вырвался Иок.
За соседней дверью, вжав испещрённую шрамами голову в прутья решётки, он слышал каждое слово. И теперь дверь решётки выскочила из креплений и грохнулась на пол коридора. Огромный обезумевший бывший гвардеец продрался наружу и развернулся в нашу сторону.
Я уверен, он убил бы меня, я был потрясен, от резкого падения ноги мои отказали. Но Калибан, благослови его храброе сердце, преградил Иоку путь. Мой верный сервитор поднялся на короткие задние конечности, предупреждающе подняв усиленные бионикой передние. От кривых ступней до вытянутых пальцев рук Калибан достигал трёх метров в высоту. Он ощерил стальные клыки и пронзительно заверещал.
Брызжа слюной из клыкастого рта, Иок одним мощным ударом отбросил Калибана в сторону. Сервитор оставил на стене внушительную выбоину.
Иок двинулся на меня.
Я дотянулся до своего официального посоха, крутанул его и утопил скрытую под набалдашником кнопку.
С конца посоха раздался треск электрических разрядов. Иок задёргался в конвульсиях и упал. Судорожно извиваясь, он валялся на дощатом полу и непроизвольно испражнялся. Баптрис уже был на ногах. Звучала тревога, и служители торопливо сбегались в коридор, неся смирительные рубашки и шест с петлёй.
Я поднялся на ноги и оглянулся на тёмный проём.
— Полковник Эбхо?
Дверь с треском захлопнулась.
VI
Брат Баптрис ясно дал понять, что сегодня, несмотря на мои протесты, никаких допросов больше не будет. Служители сопроводили меня в гостевую келью на третьем этаже. Белёные стены, чистая обстановка, жёсткая деревянная кровать и небольшой столик-скрипториум. Решётчатое окно выходило на кладбище и джунгли позади него.
В сильном волнении я мерил комнату шагами из угла в угол, пока Калибан распаковывал мои вещи. Я был так близок к цели, уже потихоньку начав вытягивать сопротивляющегося Эбхо наружу. Лишь чтобы оказаться лишённым возможности продолжить как раз в тот момент, когда стали открываться по- настоящему тёмные секреты!
Я замер у окна. Ослепительное красное солнце погружалось в лиловый океан, отбрасывая на густые джунгли чёрные изломанные тени. Морские птицы кружились над бухтой в лучах умирающего солнца. На тёмно-синем краю неба появились первые звёзды.
Успокоившись, я понял, что каким бы не был мой внутренний беспорядок, беспорядок в самом приюте был гораздо сильнее.
Стоя у окна, я слышал многочисленные вопли, рыдания, крики, хлопанье дверей, топот ног, звон ключей. Богохульство, произнесённое Эбхо, взбаламутило хрупкие умы обитателей этого сумасшедшего дома подобно раскалённому докрасна железу, опущенному в холодную воду. Теперь, чтобы успокоить пациентов, требовались огромные усилия.
Я присел ненадолго к скриториуму, просматривая записи, Калибан дремал на скамье у двери. Эбхо много упоминал о Субъюнктусе Валисе, апотекарии Обрекающих Орлов. Я просмотрел копии старых свидетельств с Пироди, привезённые с собой, но имя Валиса нашлось только в списках личного состава. Выжил ли он? Ответ мог дать только прямой запрос в цитадель Ордена Обрекающих Орлов, но это могло занять месяцы.
Замкнутость Астартес, а иногда и откровенное нежелание сотрудничать с Администратумом, были
